В антикварных и ювелирных магазинах рассказывают чудеса о фигурах апостолов из чистого золота, которые литовский магнат привез из Несвежа а теперь продает, так как нужны деньги на мелкие расходы. И, наконец, самая свежая сенсация: Радзивилл появится при дворе во французском костюме. Княгиня Сапега собственноручно остригла ему усы, а портные из Несвежа уже шьют ему атласный фрак. Плохи вот только дела с языком, так как не продирающий глаз с перепоя «литовский король» до сих пор не сумел выучить ни одного французского слова.
Легко представить, какие страсти кипели и бурлили в этом миниатюрном польском «большом свете». Сколько там было взаимной ненависти, обид, обвинений и интриг. Как косо смотрели на молодого Телка. С одной стороны, обиженные на короля члены «фамилии», с другой – непримиримые политические противники, конфедераты. Но прекрасные дамы приняли его хорошо. Уже упоминаемая княгиня Теофилия Сапега так пишет о нем в своем дневнике: «Есть тут ангельски прекрасный Станислав Понятовский, сын коронного подкомория, только что из Кембриджского университета, покоритель сердец прекрасных англичанок, опасный и для парижанок…»
Большую популярность среди женщин, особенно замужних, завоевал князь Станислав своим дерзостным поведением при версальском дворе.
Случилось это сразу после представления его королю и королевской семье. После окончания торжественного представления сопровождающий иностранцев церемониймейстер обратился к польскому гостю с обычными в таких случаях словами: «А теперь проследуем к мадам Дюбарри». Следует помнить, что это был период наивысшей мощи королевской фаворитки. Она правила Францией уже почти официально. Императоры и короли писали ей дружеские письма, она свергала и назначала министров, послы иностранных государств торчали в ее передних, а наивысшая аристократия Франции почитала за честь бывать у нее на обедах. Не представиться мадам Дюбарри было равнозначно формальному нарушению дипломатического протокола. Зная обо всем этом, девятнадцатилетний принц Речи Посполитой ответил церемониймейстеру: «Я прибыл сюда только поклониться королю и его семье». После чего с молодым задором повернулся на каблуках и покинул Версаль.
Какой великолепный реванш за всех варшавских любовниц отца и за изгнание в деревню матери! И одновременно какой урок для версальских придворных! Смотрите и учитесь, как должен поступать настоящий принц крови!
«Это был удар грома для придворных, привыкших к иным взглядам. Когда дофин, дофина и вся королевская семья узнала об этом, они пришли в восторг и начали осыпать меня своими милостями и приглашать на семейные приемы. Многие знаменитые лица искали моей дружбы».
На одном из придворных балов романтически настроенная жена наследника трона, дофина Франции Мария-Антуанетта, не может удержаться от желания протанцевать с «ангельски прекрасным» польским князем. Когда тетки-принцессы отговаривают ее от подобной антиконфедератской демонстрации, дофина с капризной улыбкой отвечает: «Но, medames, мой брат (император Иосиф II) забрал у его дяди столько земли, что я чувствую себя просто обязанной вознаградить его хоть такой мелочью».
Это та самая Мария-Антуанетта, голова которой спустя несколько лет будет отсечена ножом гильотины.
Но пока еще ничто не предвещает трагических событий, и князь Станислав покидает Париж, полностью излечившись от меланхолии. Чтобы укрепить хорошее самочувствие, он еще едет на год в Тулузу, а зиму 1775/76 года проводит в Италии, которая особенно пришлась по сердцу воспитаннику театинцев. Это любовь с первого взгляда, и длиться она будет до самой смерти. В Италии он впервые познает прелесть антикварных лавок. Поиски и собирание древностей, гемм и камей станут со временем страстью его жизни. Весной 1776 года он возвращается на родину. На этот раз надолго.
В горенье и боренье
«После ужасных сцен, кои я видел во время разделов, я испытал такую неприязнь к родине, что вернулся туда с твердым решением обеспечить себе хотя бы самое заурядное существование вне пределов Польши…»
После этого меланхолического признания бывшего кембриджского студента и партнера по танцам Марии-Антуанетты наступают годы, которые он сам признает в будущем самым прекрасным и наиболее творческим периодом всей своей жизни. «После краткого пребывания дома я понял, что здесь у меня есть возможность творить добро, и даже много добра. Это была главная причина, которая повлияла на перемену моих решений». И это не были ничем не подкрепленные слова. Когда просматриваешь сейчас документы этого периода жизни князя Станислава, удивляет разительная перемена, происшедшая в аристократическом барчуке, который семь лет, главным образом для развлечения, блуждал по чужим странам, немного учился, немного флиртовал, много танцевал, и если ему и удавалось чем-либо поразить современников, то разве что дерзостью, с которой он время от времени ставил на место какую-нибудь распоясавшуюся дамочку.
В 1776–1784 годы перед нами предстает совершенно иной Станислав Понятовский: энергичный политический деятель с хваткой общественного реформатора, современный бизнесмен, который смело может считаться предшественником польского капиталиста. Сейчас просто трудно поверить, что этот новый князь Станислав – родной сын разнузданного и легкомысленного владельца «латифундии» на Фраскати и Шульце. В этой фигуре проявляются лучшие черты Понятовских: ум и смелость короля, решительность и последовательность примаса. Поражает удивительная работоспособность молодого князя, его понимание насущных проблем, важных для страны, необычайно действенное участие в общественной жизни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62