Никак не удавалось: завхоз бился и вертелся как вошь на гребешке, пока Валдай не вырубил его - чифирным березовым поленом по затылку. Снаружи остались ноги и задница шире плеч. Оказавшись в трубе, завхоз очнулся и снова завизжал, но теперь уже звуки были глухими и направленными, похожими на тревожные паровозные гудки.
Зарядка закончилась.
Макаров никак не мог отдышаться. Он сидел на снегу и видел сквозь сетку локалки, как зеки соседнего девятого отряда преследовали своего "физкультурника". Молодой контролер Черепков, недавний стажер, пытался было в прыжке уцепиться за верхний край локального ограждения, но Корма не дал: стянул молодого мента обратно в отрядный дворик. Черепков свалился мешком, перевернулся на спину и тут же заплакал, увидев Рыжика, бегущего к нему со стальной шконочной полосой в руке. Рыжик с размаху ударил контролера по сучащимся ногам, перебил их... Черепкова оставили лежать на снегу.
- Жить захочет - уползет, петушок! - хохотнул кто-то из толпы.
В четвертом отряде так и не смогли поймать горластого Зуева. Шустрый мент нокаутировал Голована, подсек подножкой Петруху Вятского и, легко увернувшись от медленных зековских кулаков, юркнул в барак; тут же, с грохотом, подпер дверь двухэтажной "шконкой". В бараке собирал из прохода окурки престарелый шнырь Сумец; Зуев без слов хрипло гаркнул на него, загнал под шконку. Сам же - заметался по бараку, обдумывая дальнейшие действия. Глянул в окно - стекло было покрыто густыми морозными узорами, ничего не видно.
Зеки четвертого отряда не стали штурмовать собственный барак, оставив Зуева "на десерт".
Точно так же заканчивалась зарядка во всех остальных отрядах, исключая "зверинец" и "козлятник". В считанные минуты почти все контролеры были нейтрализованы различными способами: убили пока лишь одного Каратыгина, курировавшего 11 отряд. Контролер был неплохой с точки зрения зеков, не вредный, но ему не повезло: нерасчетливо махнул обрезком дюймовой трубы Жека Кисель, исполнявший роль первой "торпеды" (как и Макаров), и Каратыгин упал ничком, мгновенно лишившись своей скучной жизни. Вся жизнь Каратыгина была связана с Зимлагом, он родился в поселке Льдистом, Отец его был опером в одной из зон, а мать - медсестрой в зоновской санчасти.
В десятом отряде зарядку вел начальник отряда капитан Зализнов, обладатель своеобразного рекорда - он уже четырнадцатый год учился на заочном отделении пединститута. Раньше Зализнов был боксером, добрался до мастеров и даже один раз выходил в четвертьфинал чемпионата страны. Но дальше - никак. Не хватало умственных способностей, трудновато было с тактикой боя. Поэтому Зализнов бросил спорт и на волне спортивных привилегий колобком вкатился в гуманитарный вуз, выбрав почему-то "русский язык и литературу" - хотя путал сложно-подчиненное предложение с деепричастным оборотом. Правда, Зализнов славился ещё и тем, что знал наизусть сказку Ершова "Конек-Горбунок" (на каждом самодеятельном концерте с выражением читал отрывки), а на спортивных смотрах демонстрировал свою рельефную мускулатуру, которой позавидовал бы Шварценеггер. Кличка у Зализнова была - Холодец...
Холодец сразу ушел в глухую защиту: от упругих мышц отскакивали и кулаки и орудья, а голову капитан умело оберегал, используя все свое боксерское мастерство. Но вскоре почувствовал, что силы иссякают: очень уж много зеков наседало на него одного.
- Братцы! - глухо закричал капитан Холодец из-под сдвинутых локтей. Не бейте, братцы! Лучше свяжите!
Эти мольбы ещё больше разозлили зеков. Никоим образом они не могли признать "братцем" туповатого мента, по любому поводу пускавшего в ход пудовые кулаки. Толпа, наседавшая на Холодца, расступилась, и четыре мужика швырнули в него скамью с шестью чугунными ногами - кстати, единственную в зоне... Кости обеих рук хрустнули; капитана понесло вместе со скамьей на стену барака; он ударился о неё спиной и осел, полураздавленный, в серый снег... Одна из чугунных ног, проскочив меж сдвинутых рук, выбила Холодцу глаз. Ему стало так больно, что боль как бы перешла в кайф, почти оргазм: ни о чем не хотелось заботиться, думать. И не думая, а повинуясь остаткам известного инстинкта, Зализнов, не имея возможности опереться на сломанные руки, пополз по снегу, подобно большой змее - куда-нибудь.
Дежурный помощник начальника колонии или, короче, ДПНК Мыриков на вахте посматривал на часы: вот-вот, отбарабанив зарядку, должны были появиться контролеры; потом зеки потянутся из локалок, группами, в столовую. А после завтрака - съём в промку, утренняя проверка, первая смена... Лейтенант глянул в окно. Пошел неожиданный с утра снег (в вечерних новостях обещали иное), с востока явился, будто проснувшись, порывистый ветер. Мало того, что и падающий снег не оседал, так ещё и лежавший доселе белый покров разметывался со съёмного плаца по стенам бараков и ограждениям локалок.
Еле видный в метельных вихрях к вахте бежал вприпрыжку прапорщик Бронько по кличке Панцирь. На левой ноге не было сапога, зато к лодыжке присосалась белая змея-портянка. Бронько что-то кричал, и лицо его было искажено.
Мыриков выбежал из дежурки, пока ещё ни о чем не думая и ничего не понимая.
- Буза! - кричал Бронько. - Буза в зоне! Еле ушел! Убивают!
Он пробежал мимо Мырикова и юркнул в дежурку. Портянка как раз перед входом совсем размоталась и слетела с ноги. Сильный порыв ветра взметнул её вместе со снежной пылью и понес над жилзоной: неважно, в какую сторону, ибо неминуемо она повисла бы на колючей, под током, проволоке, окружавшей зону тремя смертельными рядами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115