На два!
- Прошлый раз на пол-тыка хватило... - удивился ветеринар.
- Прошлый раз опять говядину подымали, а тут люди. К тому же гангстеров нужно отключить хоть на минуточку! Давай, товсь!
Акселлераты с "Иерихоном" на плечах сдвинулись чуть правее. Шуцкий повернул рукоятку конденсации. Внутри агрегата возник змеиный шип, медленно переходящий в пока ещё слабый, но пронзительный свист.
Возле чудо-техники, кроме подростков, остались Жмутыков, Шуцкий и ветеринар Жора. Остальные злоямовцы, опасливо переглянувшись, отошли назад. Кое-кто спрятался за стволы сосен.
На черном корпусе мерцала красная лампочка. Вдруг она вспыхнула неестественно ярким кровавым светом.
- Жора, пли! - заорал Станислав Егорович.
Прямо под раструб агрегата выскочил небритый человек в расстегнутом ватнике, с обрезом "тулки" в правой руке. (Это был Кизяк).
- Че тут за кильдым, бля, а?
Вновь взволновавшийся Жора дрожащей рукой повернул тумблер до отказа и попытался даже преодолеть стопор ограничителя - хоть на пол-тыка...
ВОСКРЕШЕНИЕ МЕРТВЫХ И СМЕРТЬ ВСЕХ ЖИВЫХ
Вася-Чурка находился среди дюралевых останков авиалайнера. Он сидел за частью обшивки на каком-то бочонке и сквозь иллюминатор наблюдал происходящее. Он видел, как пристрелили парнишку-пластуна в спортивном костюме с буквами "СССР" на спине, как мочили этих лохов, что выскочили под стволы прямо из лесу... Чурка хотел тоже открыть стрельбу из дареной "беретты", больно уж жалко ему стало: волки позорные, забили в смерть ногами и прикладами такую красивую бабу...
Вася привык к злодейству. Он не был убийцей-киллером, но двоих лишил жизни по заказу: зоновского барыгу и стукача Мазлова, оказавшегося после освобождения у руля концерна "Домгаз", и журналиста Забабкина, разнюхавшего номера счетов воровского "общака" и домогавшегося доли у изумленной братвы. Участвовал Вася и во многих перестрелках с врагами: когда делили с солнцевскими Дорогомиловский рынок, когда наезжали на азербайджанских "зверьков" в Центре, когда брали штурмом ресторан "Узбекистан" на Неглинной, нагоняя жуть на разбушлатившихся без меры чеченцев... Кого-то, конечно, если и не пристрелил, то изувечил.
Кроме почета и уважения друзей (и врагов) Вася ничего не заслужил. Семьи и дома не было (держался старого "закона"), за границей не бывал, машину, правда, держал хорошую ("Лексус"), но ездил то без прав с номером, то без номера с правами... Вася чрезвычайно уважал понятия преступного мира, но чересчур их идеализировал, понимал буквально, как старовер. Никогда не грабил, да и не воровал: жил на "долю", по праву заработанную "разводкой рамсов" (вроде мирового суда) в тюрьме и на свободе и безотказным участием во всех боевых действиях блатного мира. Жизнь выкатилась из интернатского детства прямо за решетку и продолжала безостановочно катиться, обрастая, как снежный ком, неисправимыми делами. И теперь предстояло совершить ещё одно.
Вася решил начать с длинного и лопоухого (это был Банан).
Но не успел Чурка - ни выстрелить, ни даже как следует прицелиться.
На той стороне поляны вдруг послышался какой-то шум, крик. Неожиданно, как из-под земли, вырос зримым стекловидным столбом пронзительный металлический свист, поднялся до нестерпимой ультразвуковой высоты и медленно пошел на понижение.
Стало неуютно. Васе захотелось убежать куда-нибудь, спрятаться или хотя бы заткнуть уши чем-нибудь непроницаемо-мягким... Свист быстро превратился в лавиноподобный гул. Небо как будто покрылось сеткой трещин, затем вдруг обрушилось со звоном; сосны, только что непоколебимо стоявшие на страже таежного покоя, полезли из земли, словно дождевые черви. Обнажившиеся корни шевелились как щупальца. Потом деревья стали валиться друг на друга; затрещала древесина, полетели в разные стороны ветви и сучья.
Объемистый заостренный сук вонзился Васе в грудь чуть выше солнечного сплетения. Он упал без чувств и уже не видел происходящего.
Первый звуковой пузырь, выпущенный из "Иерихона" нервным ветеринаром, пронес на своей невидимой оболочке уже мертвое тело Кизяка и, упруго поддавшись, выбросил его на расстояние более двух километров по гиперболической кривой. Затем пузырь лопнул. Рыба, Банан и Кочевряга обрели мгновенную смерть. Умер одновременно с ними и до сих пор проливавший слезы командир экипажа ТУ Алексей Мокроусов. Кузя Тамбовский взорвался как гигантская "лимонка", разбросав в зоне поражения осколки собственных костей. Боря Сосна, живучий как кот, некоторое время ещё дышал и видел, как вдруг пополз куда-то труп в синей "мастерке" с надписью "СССР" на спине, как шевелилось окровавленное тело "кожаной" красотки, пристреленной им полчаса назад, как закричал вдруг "Лышенько!" сивоусый дядька-хохол, мгновение назад лежавший мертвым возле своего чемодана с гостинцами. Чубчик, опершись на локти, поднял из углей выгоревшее, с пузырящейся кожей, лицо и застыл в этой позе. Теря, свистя сквозной дырой в груди, пытался чиркнуть колесиком золотого "Ронсона". Вздохнул и чему-то улыбнулся задушенный Чуркой Шикарный, он же Марлэн Зипунов, в крещении - Маркелл... "В Москву, в Москву!" - визг Ольги Ферье был почти сравним с действием "Иерихона". Открыли глаза и молча смотрели в звездное небо шахтеры Иван и Петр. Шарил ("Биля, биля"...) возле себя рукой Ахмад Яндарсаев - искал кинжал. Пенсионер, схватив дымящуюся дровеняку, побежал в атаку на невидимого врага. Поднялись и сели, обнявшись, у костра супруги, убитые спасателями Виктора Керимбаева. Сами спасатели медленно вставали на ноги, искали едва отверстыми очами своего командира, который, однако, продолжал лежать:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115