Ведь это была святыня. Там погибли мои родственники, святые великомученики. Вы когда-нибудь видели икону с изображением всего семейства? Могу показать, - и она показала Ельцину на свою грудь. Там в уютной и потрясающе глубокой ложбинке лежала маленькая иконка на цепочке. Похоже, она только что надела эту иконку. Пять минут назад Ельцин ее не видел.
Ельцин хмуро посмотрел на иконку, потом на Ксирис. Пьяная пелена стала спадать с его глаз.
- Ты, милая барышня, не знаешь, что такое указание Политбюро ЦК, - усмехнулся Ельцин.
Она держала в руке тот же бокал и слегка облизывала его края кончиком своего розового, как у котенка, языка.
- Я представляю себе, что такое указание Политбюро, - возразила она, - Партийное поручение - больше чем приказ, не так ли, Борис Николаевич? Ведь это серьезнее, чем приказ по начальству?
- Все-то ты знаешь, Аксинья! - крякнул Ельцин, отодвигаясь. - А ты что скажешь на это? - спросил он у толстяка. - Как тебя звать-то?
- Джекоб Гольдман, - сверкнул лысиной толстяк.
- Господин Гольдман не понимает по-русски, - сказала Ксирис.
- Совсем? - удивился Ельцин.
- Почти.
- Ну, так чего он хочет? - спросил президент.
- Он тоже ждет вашего ответа, - улыбнулась Ксения Ксирис.
- Тоже родственник императора?
- Шутить изволите, ваше превосходительство, - снова улыбнулась Ксирис, но на этот раз в уголках ее изогнутых губ скользнула тень брезгливости. - Разве может человек его племени быть родственником русского императора?
- А кто вас там разберет, - буркнул Ельцин. - У тебя же самой муж из этих... как тебя... Цацкис? Маргулис?
- Ксирис, - отпила глоток Ксения. - Ксирис - греческая фамилия. Мой муж - известный предприниматель. Вино и оливки. Между прочим, родственник болгарского царя Бориса. Православный.
- Борис Николаевич прав: среди евреев тоже немало православных, - неожиданно на чистом русском языке подал реплику Гольдман. - Вот покойный священник Александр Мень хотя бы к примеру.
- Это который пидарас? - поинтересовался Ельцин. - Ему еще другой пидор развалил башку топором.
Раскрывшиеся глаза Ксирис заняли половину ее прелестной мордочки и по величине стали приближаться к размеру ее груди. А Гольдман медленно стал краснеть и надуваться («Точь наш индюк в деревне Будки», - отметил Ельцин), лицо лорда приобрело коричнево-синюшный оттенок, как у первого и последнего президента СССР товарища Горбачева.
- Ну! - обратился к нему Ельцин. - Ты же говорил, что по-русски ни бум-бум!
- Он так не говорил, - возразила Ксения.
- Я так не говорил, - возразил Гольдман. - Это вы так решили заместо меня, господин президент или товарищ первый секретарь обкома, как я вас называл еще в 1976 году. Я работал тогда, как и вы, в Свердловске. Заместителем начальника областного управления торговли.
- Ах, вот оно что! То-то, понимаешь, мне твоя харизма знакома! - фыркнул Ельцин. - Эмигрант, значит. Отщепенец. Лорд Шушер.
- Айшир, - поправил Гольдман.
- Все равно. Как тебя по-русски звать-то?
- Яков Исидорович, - выдавил из себя лорд Айшир.
- Ну, так чего ты хочешь, Яша? - спросил Ельцин, ощутив внезапную скуку. Он поманил официанта. Тот приблизился с подносом, на котором стояли бокалы с виски, налитым на два пальца.
- Борис Николаевич, зачем же вы так отца Меня - неприлично… Разве у вас есть доказательства, что он был геем, то есть гомосексуалистом? - укоризненно спросила Ксирис.
- Это не есть с вас большой и хороший о'кей, - подтвердил лорд Айшир. - Совсем не о'кей, товарищ первый секретарь обкома! - убежденно повторил банкир.
Ельцин слил четыре стакана в один и проглотил залпом.
- Борис Николаевич, дама ждет ответа, - нежно напомнила ему Ксирис, чьи глаза снова приобрели обычный размер, и коснулась пальчиками его левой руки - того места, где вместо пальцев у него были белесые шрамы, покрытые пигментными пятнами.
- Как тебе ответить, красавица. Так… болтали про этого попа, - проговорил президент, чувствуя, как по жилам поползло долгожданное алкогольное тепло.
Но это был какой-то необычный виски, такую марку он еще не пробовал. Ожидаемой хмельной волны не последовало. Ельцина охватывало какое-то приятное оцепенение. Ему вдруг стало все нравиться. Он увидел всех гостей сразу одновременно и каждого в отдельности. Какая-то способность открылась в нем - видеть всех на лужайке одновременно и слышать одновременно всех и в то же время - каждого в отдельности. Он понял, что хорошо, оказывается, знает и английский, и немецкий и греческий языки и еврейский тоже. Хотя пять минут назад он знал только «гутен морген» и «гуд бай». Проспиртованный мозг Ельцина, тем не менее, дал сигнал: «Пьянеешь. Нельзя смешивать виски с шампанским». Но Ельцин отмахнулся: «Ну и что? Хорошо ведь. И ведь я не Ельцин вовсе. Я, наверное, Бог для них всех, я их всех слышу, вижу, понимаю. Я что хочу, то с ними и сделаю. Какие же все хорошие ребята - и Билл, и Яшка, и девка эта, Ксюшка, люблю я их всех!..»
Он покачнулся и прислонился к Ксирис. Она оказалась на удивление крепкой бабешкой и едва заметным, но сильным толчком локтя вернула Ельцина в вертикальное положение.
- Я о доме Ипатьева. И расстреле государя императора, - напомнила Ксирис.
- Андропов, - откашлялся Ельцин, - Андропов, памаш, тогда решил взорвать евонный дом... Он тогда уже плохо соображал. У него был кардиостимулятор.
Яков Исидорович, лорд Айшир, удивленно глянул на президента.
- Со стимулятором ходил Брежнев, а не Андропов, милый вы мой Борис Николаевич! - улыбнулась Ксения Ксирис.
- Да, правильно, - согласился Ельцин. - Со стимулятором ходил Брежнев, а решал все Андропов.
Взгляд Ксирис затуманился. Ельцин снова поманил пальцем официанта, у которого был такой странный виски с таким необычным вкусом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47