Но тут как черт из табакерки, откуда-то выскочил Коржаков.
- Хватит, Борис Николаевич, - шепнул он. - Нам скоро на самолет.
- Пошел вон в будку, пес! - ласково приказал Ельцин. - И не лезь под царскую руку - можешь без башки остаться!
Лицо Коржакова залилось краской. Он застыл на несколько секунд. За это время официант успел наполнить стакан президенту, а Ельцин - выпить. После чего у президента начисто отшибло память.
Он помнил только, как продолжал любезничать с Ксирис, как на прощанье щупал ее резиновые ягодицы, хотя Коржаков указывал ему на камеры слежения. Потом все смеялись остротам отошедшего от обиды Коржакова и внимательно слушали Гольдмана, говорившего что-то короткое, но очень важное; Ксения при этом кивала молча головой, а потом тоже говорила о чем-то страшно интересном и остро-таинственном. После чего Ельцин сказал: «Наше слово твердое, царское». И что еще? Ах, да: «Похороним царя-батюшку с почестями». Потом подошел какой-то длинный мужик в очках. Кажется, это был Клаус Кинкель, министр иностранных дел Германии. Ему Ельцин пообещал восстановить республику немцев Поволжья, а тем, кто не захочет жить в республике, построить дома в Питере и в Москве или в окрестностях обеих столиц. Построить компактно, чтобы каждая такая стройка стала отдельным населенным пунктом только для немцев, вроде Кукуевой слободы, которая существовала еще при Петре Первом. Ельцин ему все пообещал, пожал Кинкелю руку. Тот уже повернулся, чтобы отчалить, но Ельцин догнал его и снова несколько раз пожал колбаснику руку, повторяя: «Наше слово царское, верное». И еще что-то пообещал... Что? Ну?! Никак не вспомнить…
...Коржаков продолжал ему рассказывать о русском золоте, попавшем в ту или иную страну, но Ельцин уже его не слушал. Дремотное оцепенение овладело им, и он на несколько минут заснул с открытыми глазами. Потом вздрогнул, пришел в себя и спросил:
- А вот то, государственное золото? Которое в Англии?
- Горбачев говорил о нем с Тэтчер еще в девяносто первом, - ответил Коржаков. - Кажется, он хотел отдать или уже отдал его за ленд-лиз. Надо уточнить.
- Такую прорву рыжья за тушенку? - изумился Ельцин. - Не поверю. Наверное, захапал себе. Украл, можно сказать, у государства, чтобы бриллианты Райке оплачивать.
Коржаков подумал.
- Вообще-то говоря, Горбачева можно судить и посадить лет на десять. За превышение полномочий. Он не имел права в любом случае распоряжаться этим золотом самолично. Так что отправить его по этапу за это - проще простого.
- На кой черт он мне сейчас такой нужен? - проворчал Ельцин. - Дырявый мешок с дерьмом. Вот если бы эта информация попала ко мне в восемьдесят девятом или хотя бы в девяностом году... Тогда бы я сделал из него пиццу-хат*! Он бы у меня живо стал государственным преступником. Вором.
- Так и теперь не поздно, - сказал Коржаков.
- Поздно, - возразил Ельцин. - Только вонь пойдет на весь свет, всех зальет своим словесным поносом. А что эта Ксенька хотела?
- Ксирис? Сказала, что Романовы хотят вступить в наследство.
- Так пусть идут и вступают, - разрешил Ельцин.
Коржаков вздохнул.
- Давайте я вам еще чаю налью... Им нужны свидетельства о смерти царской семьи. И доказательства того, что их действительно расстреляли в доме Ипатьева.
Ельцин, как до него Горбачев, удивился.
- Зачем? Ведь расстреляли же! Есть документы, есть или еще совсем недавно были свидетели. Помню, был такой комендант дома Ипатьева... Юровский... как его? Яков.
- Янкель, - подсказал Коржаков.
- Врешь! - рассердился Ельцин. - Яков его звали, точно помню! Вы теперь всех, кто в царя стрелял, хотите сделать евреями. Ты что - антисемит? Так сразу и скажи! Я, может, тоже антисемит. Можешь от меня не таиться.
- Я не антисемит, - хохотнул Коржаков. - Но Юровский действительно был евреем. Правда, он потом лютеранство принял.
- Значит, уже не еврей! - заключил Ельцин.- Соображать же надо! Вон теперь Ленина, кровавого тирана и деспота, евреем делают... Ну, был дед у него по матери - Бланк. Православный человек. Дмитрий Федорович. Русский. Хотя родился в еврейской семье. К тому же, он был дедом Ленина! А бабка его была шведка! А еврейство передается по материнской линии. Так что твой Ленин по-еврейски получается швед. Потому что мать его, по еврейскому закону, получается шведка. А?!
Коржаков был потрясен точным знанием вопроса, которое продемонстрировал босс.
- В самом деле, - удивился Коржаков. - В голову не приходило. - Много чего тебе в голову не приходит... - проворчал президент. - Так что Якова Михайловича Юровского мы знаем - революционера, атеиста, бывшего лютеранина... Он Николашку и убивал.
- Вы так тогда и сказали.
- Кому?
- Ксеньке этой сказали и Гольдману.
- В самом деле? - удивился Ельцин. - Не помню. А почему я ничего не помню?
- Не знаю, Борис Николаевич. Может, вам, действительно, в виски какую-нибудь дрянь подмешали. Хотя невероятно - зачем?
- А чтоб сговорчивей был.
И он погрузился в тяжело-злобное молчание.
- Им что - мало свидетельств тех, кто расстреливал? - после небольшого раздумья спросил Ельцин.
- Мало, - подтвердил Коржаков. - Они не верят ни Юровскому, ни его подельникам.
- А кости? Их же нашел этот... ну помощник Щелокова. Имя у него… менделеевское. Ну - из таблицы Менделеева. Уран, что ли? Или Галлий?
- Гелий, - подсказал Коржаков. - Гелий Рябов. Да. Это он раскопал могилу.
- И разве кто-нибудь сомневается?
- У нас никто не сомневается. Почти никто, - уточнил Коржаков. - А за бугром, кстати, и среди Романовых тоже, сомневающихся хренова куча. Им нужны доказательства на уровне правительства.
- И что?
- И вы сказали: «Аксинья, для тебя я все правительство расстреляю, как депутатов в девяносто третьем, если оно не сделает мне доказательства».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47