Вот у ребенка и появляется мысль: «Я причиняю боль женщинам» или «Я убиваю женщин». Он пытается перебороть ее, становясь врачом, а потом, когда ему становится невмоготу…— Он убивает свою жену, — сказал Красавчик Дэнни. — Мне нравится эта теория.Я спросил, какими фактами она может ее подтвердить, и она сказала, что никаких фактов у нее нет, но есть множество исследований на тему о том, что думает человек в момент рождения и как это сказывается на его жизни. Красавчик Дэнни заявил, что факты его не интересуют, всегда можно подобрать факты, которые подтвердят все, что угодно, но он в первый раз встречает теорию, где, по его мнению, есть какой-то смысл, а на факты ему наплевать. Пока мы это обсуждали, вернулась Саша, но мы продолжали разговор, а она, кажется, не обращала на нас никакого внимания.— Так вот, насчет Термена я ничего определенного не слышал, — сказал Красавчик Дэнни. — Правда, я не особенно прислушивался. А надо было?— Было бы неплохо, если бы ты держал ухо востро.Он налил себе немного «Столичной». В обоих его излюбленных местах — и в «Пуганс», и в «Матушке Гусыне» — водку ему приносят в ведерке со льдом для шампанского. Он заглянул в свою рюмку и выпил ее залпом, словно воду.— Он работает на кабельном канале, — сказал он. —Новый спортивный канал.— Эф-би-си-эс.— Верно. О них идут кое-какие разговоры.— Какие?Он покачал головой:— Так, вообще. Какие-то темные дела, какие-то сомнительные деньги. Если что-нибудь услышу, обязательно скажу.Через несколько минут Саша снова вышла из-за стола. Как только она отошла настолько, чтобы не слышать, что мы говорим, Элейн нагнулась к нам и сказала:— Нет, я больше не могу. У этой крошки такие сиськи, каких я в жизни не видела.— Знаю.— Дэнни, они же больше твоей головы.— Знаю. Это что-то необыкновенное, правда? Но боюсь, мне придется с ней расстаться. — Он налил себе еще. — Слишком дорого она мне обходится. Вы себе не представляете, сколько нужно денег, чтобы ублажить этот очаровательный носик.— Так наслаждайся, пока можешь.— А я так и делаю, — ответил он. — Как все мы наслаждаемся самой жизнью.Когда мы пришли к Элейн, она сварила кофе, и мы уселись на диван. Она зарядила проигрыватель стопкой фортепианных соло — Монк, Рэнди Уэстон, Сидар Уолтон.— Вот это девица, — сказала она. — Я про Сашу. Не знаю, где только Дэнни их находит.— Должно быть, на распродажах, — предположил я.— Когда видишь такое, первая мысль — что это силиконовый протез. Но кто ее знает, может, они у нее, как у Топси в «Хижине дяди Тома», — сами выросли. Как ты думаешь?— Да я ничего особенного и не заметил.— Тогда, пожалуй, тебе надо почаще ходить на собрания, — наверное, это все из-за водки, ты только о ней и думал. — Она подсела ко мне поближе. — А я бы тебе больше нравилась, если бы у меня были такие сиськи?— Конечно.— Правда?Я кивнул:— И ноги подлиннее тоже не помешали бы.— Это точно. А как насчет лодыжек постройнее?— Тоже неплохо.— Да? Ну-ка, скажи, а что еще?— Перестань, — сказал я. — Щекотно.— В самом деле? Давай, рассказывай, какие там у тебя еще пожелания. Как насчет дырки поуже?— Ну, уж это было бы слишком.— Ах вот как? — сказала она. — Значит, и так хорошо?— Разве я это говорил?— Надеюсь, что ты так думаешь, — сказала она. —Очень надеюсь.Потом я лежал в ее постели, а она встала, перевернула стопку пластинок в проигрывателе и принесла две чашки кофе. Мы сидели, пили кофе и молчали. Через некоторое время она сказала:— Тебя вчера здорово заело.— Меня? Когда это?— Когда пришлось сматываться отсюда, потому что кое-кто должен был ко мне прийти.— Ах, вот ты о чем.— Скажешь — нет? Не заело?— Немного. Но потом прошло.— Тебе это не нравится? Что я принимаю клиентов?— Иногда. Но редко.— Рано или поздно я, наверное, это дело брошу, — сказала она. — Ничем нельзя заниматься слишком долго. Даже Томми Джону пришлось уйти из бейсбола, даром что у него вместо руки был биопротез. А у меня все натуральное.Она улеглась лицом ко мне и положила руку мне на ногу.— Если бы ты попросил меня перестать, я, должно быть, так бы и сделала.— А потом бы мне этого не простила.— Ты так думаешь? По-твоему, я такая неврастеничка? — Она задумалась. — Да, наверно, такая и есть.— И вообще я тебя об этом просить не собираюсь.— Нет, ты предпочитаешь переживать про себя. — Она перевернулась на спину и некоторое время лежала, глядя в потолок. Потом сказала: — Я бы бросила, если бы ты на мне женился.Наступила тишина. Из проигрывателя послышался каскад понижающихся нот, который завершился на редкость атональным аккордом.— Если ты сделаешь вид, что ничего не слышал, — сказала Элейн, — я сделаю вид, что ничего не сказала. Мы даже о том, что на букву "л", никогда не говорили, а я сразу на букву "ж".— Самое опасное место в алфавите, — сказал я. — Все эти буквы там рядом.— Понимаю. Мне надо бы знать свое место и оставаться на букве "е". Я не собираюсь замуж. Меня вполне устраивает так, как сейчас. Ведь может все остаться как сейчас?— Конечно.— Что-то мне грустно стало. Чепуха какая. И с чего это мне грустить? А я вот-вот разревусь.— Это ничего.— Нет, не стану реветь. Но обними меня покрепче, пожалуйста. Эх ты, старый толстый медведь. Давай, обними меня. 9 В воскресенье после обеда я все-таки нашел своего любителя кино.Если верить списку, составленному Филом Филдингом, его звали Арнольд Левек и жил он на Коламбус-авеню кварталах в шести к северу от прокатного пункта. Дом был многоквартирный, и его прежних обитателей пока еще не вытеснила чистая публика. На ступеньках парадного сидели двое мужчин и пили пиво из банок, которые доставали из бумажных пакетов. У одного из них на коленях была маленькая девочка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88