Лукка и его люди стояли с противоположной стороны, подпирая башню шестами по мере того, как она поднималась. Скрип и наше пыхтение заглушить теперь было нечем. Несколько напряженных минут показались мне долгими часами.
Как только башня, поднявшись, приникла к стене, я услышал испуганные голоса, раздававшиеся с другой стороны укрепления.
Я обернулся к Политосу:
– Беги скорее к Одиссею и скажи, что мы готовы. Пусть выступает немедленно.
Мы заранее решили, что Одиссей и пятьдесят отборных воинов-итакийцев пересекут равнину пешком, ведь колесницы производили так много шума. Но теперь я засомневался в том, что мы выбрали действительно самый разумный способ.
За стенами кричали. Я увидел, как из-за парапета высунулась голова, на мгновение четко обрисовавшаяся на фоне серого неба. Я выхватил меч и бросился к лестнице, которая вела на вершину башни. Лукка лишь на шаг отставал от меня; остальные хетты на площадках опускали конские шкуры, чтобы прикрыть ими бока башни от стрел и копий.
– Что там? – донесся сверху мальчишеский голос.
– Гигантский конь! – с ужасом ответил ему кто-то взрослый. – А в нем люди!
19
Сжимая в руке меч, я стоял на самом верху башни. Мы рассчитали почти точно: помост поднимался над стеной примерно на локоть. Не колеблясь ни секунды, я вскочил на зубец, спрыгнул на каменную платформу за ним. Передо мной, раскрыв рты и выкатив глаза, замерли двое ошеломленных троянцев, длинные копья ходуном ходили у них в руках. Лукка бросился вперед и страшным ударом раскроил одному из них череп. Второй бросил копье и с паническим воплем спрыгнул со стены на улицу.
Небо светлело. Город, казалось, спал, однако за изгибом стены виднелся еще один часовой. Но, увидев нас, он не бросился навстречу, а повернулся и побежал к квадратной каменной башне, высившейся сбоку Скейских ворот.
– Бежит будить остальных, – сказал я Лукке. – Они появятся здесь через несколько минут.
Лукка молча кивнул. Его хищное лицо не выразило ни тревоги, ни страха.
Теперь все зависело от того, кто успеет первым – итакийцы Одиссея или стража троянцев. Мы заняли участок стены, оставалось лишь удержать его. Отряд Лукки торопливо хватал луки и щиты, которые мы привязали к перекладинам башни, а я перегнулся через парапет. Темную равнину затянул туман, и я не мог разглядеть Одиссея и его людей… Если только они действительно вышли из лагеря.
Троянцы выскочили из башни – более дюжины воинов. Тут же я заметил другой отряд, приближавшийся к нам с опущенными копьями с северной стороны. Началась битва. Хетты были профессиональными вояками. Не раз им доводилось смотреть в лицо смерти; умели они пользоваться и собственным оружием. Сомкнув щиты в единую оборонительную стену, мы превратили строй в ежа, ощетинившегося длинными иглами-копьями. Покрепче стиснув копье правой рукой, я прижал свой щит к щиту Лукки. Чувства мои вновь обострились, и течение времени для меня замедлилось. И все же я ощущал, как бьется сердце, как увлажняются потом ладони.
Троянцы налетели на нас с отчаянием и яростью, они почти бросались на копья, обороняя свой город. Мы же дрались за свои жизни. Я понимал, что отступать нам некуда… Или мы удержим этот клочок стены, или погибнем.
Стена наших щитов прогибалась под их бешеным натиском. Нас заставили отступить на шаг. Тяжелый бронзовый наконечник копья ударил в край моего щита и, скользнув мимо уха, погрузился в тело хетта, оказавшегося сзади. Но пока он умирал, я успел вонзить свое копье в живот троянца, который сразил моего воина. За какой-то миг его лицо отразило целую гамму чувств: триумф, изумление, ужас.
По лестнице на помост поднимались и поднимались троянцы, из-под панцирей которых виднелись ночные одеяния. Это была знать, лучшее войско осажденных. Колыхались пышные плюмажи на шлемах, золото поблескивало в лучах зари на бронзовых доспехах.
Через стены перегибались лучники, метавшие горящие стрелы в нашу башню. Другие стреляли в нас. По моему щиту скользнула стрела, другая поразила в ногу воина, стоявшего справа от меня. Он пошатнулся и упал. Копье троянца немедленно вонзилось в его незащищенный затылок.
Лучники тщательно прицеливались, стараясь поразить нас, укрывшихся за щитами. Вокруг летали пылавшие стрелы; люди кричали, падали, превращаясь в огненные факелы.
Поток стрел мог быстро нарушить наши ряды – воины падали один за другим, и остатки моего отряда вскоре не выдержали бы натиска многочисленных троянцев. В моем сердце поднимался гнев на тех, кто решил убить нас: на богов, заставивших людей играть в смертоносные игры. Я ощутил, как исчезают в моей памяти все остатки цивилизованности и морали… Я горел боевой лихорадкой и яростью… В душе моей осталось лишь всепожирающее пламя ненависти, сделавшее меня кровожадным варваром с копьем в руке.
– Оставайся здесь, – приказал я Лукке.
И, не слушая его больше, шагнул вперед, совершенно неожиданно для троянцев, оказавшихся передо мной. Опустив копье и перехватив древко руками, я взмахнул им и сбил с ног сразу четверых… А потом скользнул между остальными, отражая неуклюжие удары… Движения троянцев представлялись мне слишком медленными, сомнамбулическими. Они не представляли для меня опасности. Я убил двоих; Лукка со своими людьми сразил еще нескольких, и троянцы поспешно перегруппировались, чтобы преградить путь воинам-хеттам.
Я же бросился к лучникам. Большая часть их бежала, но двое остались на месте… Они пускали в меня стрелы так быстро, как только могли. Я отражал их на бегу щитом. Первого лучника я пронзил копьем; он был еще очень молод, и борода у него едва пробивалась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106