Краска фасадов облупилась, многие дома нуждались в реконструкции. И все же это был город, который жил своей жизнью, невзирая на жестокую конкуренцию со стороны окрестных городов.
На следующем перекрестке, слева, возвышалось унылое гранитное здание местного банка. Магазинчики продолжали худо-бедно работать – настолько, насколько это позволяло состояние местной экономики и то обстоятельство, что за последние несколько лет численность гарнизона значительно сократилась.
– Тоскливое зрелище, – подала голос Эндрюс. – Как здесь можно жить?
– Дешевое жилье – прежде всего, – предположил Уэббер и притормозил, пропуская трио переходящих улицу старушек. – Довольно мелкий городишко. До Филадельфии добираться непросто. И заработать негде.
Малдер подумал, что дело заключается еще и в инерции. Куда ехать, если и здесь-то едва сводишь концы с концами? Конечно, ответы могут быть самыми разными, однако сводятся они, несомненно, к одному – а какая, собственно, разница?
– Вот, – произнесла Скалли, молчавшая с самого завтрака.
Справа показалось длинное, обшитое досками здание, занимающее примерно треть квартала. Новая вывеска с золотыми буквами говорила о том, что это и есть местный полицейский участок. На флагштоке рядом с входной дверью понуро висел американский флаг.
Уэббер затормозил, воодушевленно потер ладони, выскочил из машины и бросился открывать заднюю дверцу – для Эндрюс.
Малдеру до подобного рвения было далеко. Он неторопливо вышел из машины и подождал, пока выйдет Скалли. Они обменялись мимолетными взглядами, словно проверяя готовность друг друга, и, не произнося ни слова, побрели по бетонной дорожке. Эндрюс начала проявлять беспокойство – зачем начинать отсюда? Ведь сенатор уже связывался с Форт-Диксом и базой ВВС.
– Скажем так, – пояснила Скалли, пытаясь уклониться от порывов ветра, – как правило, иметь дело с гражданскими властями куда проще, нежели с военными.
– Им же хуже, – радостно заметил Уэббер. Малдер посмотрел на него, затем перевел взгляд на Скалли, открыл дверь и кивком предложил остальным следовать за ним. Они оказались в просторной комнате, занимающей, должно быть, добрую треть здания и разделенной от стены до стены деревянной перегородкой. За дверцей, расположенной в центре, сидела женщина-диспетчер в форме и что-то строчила в журнале. Позади нее стояли три металлических стола, на которых ничего не лежало.
Справа от дверцы находился еще один, гораздо больших размеров стол, за которым сидел полицейский, чью форму, как показалось Малдеру, пошили лет десять тому назад, когда этот малый был фунтов на двадцать полегче. У полицейского было лицо человека, который большую часть своей жизни провел на открытом воздухе и в пьяном виде. У него были стриженые ежиком и, видимо, когда-то рыжие волосы.
Малдер вытащил бумажник и показал ему удостоверение.
– Доброе утро, сержант – ФБР беспокоит, – вежливо, с должным уважением отрекомендовался он и представил всех остальных. – Мы хотели бы видеть шефа полиции Хоукса.
Нельзя сказать, что это сообщение произвело на сержанта Нильсена хоть какое-то впечатление. Не говоря ни слова, он встал из-за стола и не спеша направился к расположенной в дальнем конце комнаты двери, на которой не было никакой вывески. От внимания Малдера не ускользнуло выражение недоумения на лице Уэббера и злости – на лице Эндрюс.
– Мы на их территории, – тихо напомнил им Малдер. – Не забывайте, это не они нас приглашали.
– Ну все-таки, – пробормотал Уэббер. У Малдера не было ни времени, ни желания пускаться в объяснения на тему «Как вести себя с представителями правоохранительных органов». Все свое внимание он сосредоточил на сержанте, который, открыв дверь, стоял в проеме, уперевшись одной рукой в толстую ляжку, а другой почесывая то задницу, то затылок. «Мяса в нем много, но, наверное, оно жестковато», – мысленно усмехнулся Малдер и посмотрел на женщину-диспетчера, которая, в свою очередь, впилась в него своими колючими глазками. На вид ей было под тридцать, и она явно гордилась своим густым макияжем и пышными, спадавшими до плеч волосами.
Наконец женщина соблаговолила кивнуть ему, он в ответ сделал то же самое.
– Короткий день? – осведомилась Скалли, оглядывая пустую комнату.
Женщина пожала плечами – судя по форменной бирке на пиджаке, звали ее Винсент, – и неопределенно махнула рукой:
– Все на дороге. – Вялая улыбка скользнула по ее губам. – Час пик, знаете ли.
Скалли хмыкнула, а женщина смущенно кашлянула в кулак.
– Это что, ядовитый сумах? Или сумах укореняющийся – стелящееся или вьющееся растение наподобие плюща с белыми ягодами; может вызывать раздражение кожного покрова, напоминающее ожоги. Распространено в Северной Америке.

– спросил Малдер, глядя на белые пятна на тыльной стороне ладони у женщины-диспетчера. – Терпеть не могу эту дрянь.
Винсент наклонила голову, выражая согласие:
– Верно, так получилось, что…
– Эй!
Сержант поманил их пальцем.
Уэббер тут же напрягся. Скалли поспешила успокоить его, слегка пожав ему локоть. Малдер с неизменной улыбкой поблагодарил сержанта и посторонился, пропуская вперед остальных.
Нильсен не счел нужным улыбнуться в ответ. Мельком взглянув на Малдера, он вернулся к своему столу, предоставляя гостям возможность повторно совершить ритуал представления. На сей раз для Тода Хоукса.
Шеф полиции Марвилла оказался моложе, чем предполагал Малдер, – ему смело можно было дать лет 45–47. У него были густые черные волосы, которые он зачесывал назад; тяжелые брови, сросшиеся у переносицы, и крупный, с едва заметной горбинкой нос.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62