Дэрмот же, казалось, нашел действенный способ скрывать свои чувства. Может, заковал их в самую крепкую испанскую сталь?
У нее был лишь один тонкий лучик надежды. Илза не хотела цепляться за него, но ничего поделать с собой не могла. Со времени несчастья в пещере прошло уже две недели. Дэрмот, похоже, перестал подозревать ее в коварных замыслах. Вне спальни он вел себя с ней холодно, но все же не так отстранение, как это было раньше. Одно его невнятное замечание сказало ей, что Дэрмот все еще сомневается в том, что они были обручены, но мало-помалу он стал вести себя так, словно принял ее в качестве своей жены, а близнецов — и это было для Илзы гораздо важнее — в качестве своих сыновей.
Когда Дэрмот задержался возле постели, Илза очень удивилась, но попыталась не показать этого. Он не ушел, как обычно, подарив ей легкий поцелуй, а стоял, подбоченясь, и хмуро смотрел на нее. Было очевидно, что он собирался что-то ей сказать. Илза молила Бога, чтобы не оказалось, что он решил разорвать их перемирие. Этим утром она была не в лучшей форме, во всяком случае, недостаточно сообразительна для того, чтобы достойно защититься, если бы он вдруг снова начал высказывать те свои подозрения, что все еще были глубоко скрыты в его закованном в броню сердце.
— Я собираюсь сегодня взять с собой Оудо и Оли… — начал он.
— Куда? — спросила она, испытывая легкое напряжение от того, что осмеливается требовать от него объяснений. Оудо и Оли его дети, его сыновья, и он вправе делать с ними все, что угодно.
— Я хочу объехать верхом мои земли. — Он пожал плечами. — Проверить и подсчитать скот, осмотреть поля, поговорить с людьми. Оудо и Оли не могут быть моими наследниками, но они мои сыновья и часть нашей семьи.
— Все это так, но не опасно ли это для них?
Дэрмот так и думал, что Илза будет беспокоиться. Именно поэтому он сообщил ей о своих намерениях, хотя вовсе не обязан был отчитываться перед ней. Не важно, что он думает о своей новоиспеченной жене, но совершенно ясно, что он полностью принимает ее как мать своих детей. Дэрмот допускал, что через некоторое время, когда он все обдумает, ее несомненная любовь к его детям рассеет его подозрения, и он начнет доверять Илзе.
— Мы будем не одни, — ответил он. — С нами отправляется с полдюжины людей. Я уже давно почти никуда не езжу один, — Он слегка коснулся ее губами и собрался уходить. — Не волнуйся, дети будут под хорошим присмотром.
Илза откинулась на подушки и хмуро смотрела на закрывшуюся за ним дверь. Она была озадачена и не знала, как ей следует поступить. Дэрмот разговаривал с ней о детях, чего никогда прежде не делал. Означает ли это, что он признает ее их матерью, или же он точно так же предупредил бы Фрейзер, если бы у него не было жены? Это была одна из тех головоломок, которые сводили ее с ума.
Она встала с постели и пошла умываться, затем оделась. На ее коже все еще сохранялись следы ударов от обрушившихся в пещере камней, но больше ничто не напоминало об этом страшном происшествии? Том быстро поправлялся. Последние две недели все было мирно, так что Илза старалась убедить себя, что не стоит беспокоиться насчет Дэрмота, Оудо и Оли. И в самом деле, все было так тихо и спокойно, что у нее появился соблазн выйти за пределы Клачтрома, но Илза изо всех сил боролась с этим искушением.
— Доброе утро, — окликнула ее Гейл из-за двери. — Я принесла вам кое-что перекусить.
— Прекрасно. Входи, входи, — позвала Илза, затягивая шнуровку на платье и выходя из-за ширмы.
— О, какое красивое платье, леди Илза! — Гейл затворила дверь и поставила поднос на комод возле камина. — Вам очень идет темно-зеленый цвет.
— Это одно из платьев Анабель. — Илза расправила рукой складки на юбке и поразилась мягкости шерстяной ткани. — Фрейзер переделала его на меня. Не уверена, что хотела бы ломать голову над тем, сколько денег Дэрмота было выброшено на этот наряд. У прежней леди Клачтрома, должно быть, имелось специальное платье на каждый лень месяца.
— А может, даже несколько. И все ярких цветов. Из тончайших тканей. Можно подумать, она была придворной дамой. — Гейл придвинула табурет к комоду, на который поставила поднос с едой. — Идите, садитесь сюда, а я приведу в порядок ваши волосы.
— Мне кажется, такой гардероб — свидетельство ее тщеславия, — проворчала Илза, садясь и принимаясь за овсяные лепешки с медом. — И я отчасти могу понять ее страстное стремление к такому количеству красивых вещей. Однако, по словам Нэнти, она почти разорила Дэрмота, лишив его возможности заботиться о землях и людях. Это непростительно.
Гейл осторожно расчесывала длинные волосы Илзы.
— Ну что ж, теперь его светлость может восстановить казну и заняться своими людьми. Эта женщина оставила столько платьев и отрезов ткани, что вам ничего не нужно будет покупать еще много-много лет.
— Ах, дорогая, я чувствую себя такой виноватой, что купила тот кусок прекрасного голубого льна.
— Глупости. Вы вполне заслуживаете немного удовольствия. Если вы время от времени будете покупать себе небольшой отрез, ваш муж не разорится. Кроме того, вы заслуживаете эту малость хотя бы потому что так бережно обращаетесь с его деньгами.
— Как может покупка ткани защитить Дэрмота от разорения?
— Вы согласились носить платья, принадлежавшие леди Анабель. Многие другие жены отказались бы делать это. Отказались бы прикасаться к тому, что носила первая жена.
— Из-за суеверия, я полагаю?
— Возможно. А может, вторая жена опасается, что не будет выглядеть в этих одеждах так же хорошо, как первая. И не надо хмуриться.
Подавляя внезапное желание снять платье, Илза произнесла:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107