Пригляди, чтоб крыши не посносило напрочь.Зататуиро ванный почти до полной синевы тип горячо закивал:– Сделаю, Шрам. В лучшем виде.Чтоб додрыгаться до пожарной лестницы, не обязательно было обладать длинными руками. «Пожарка», сваренная из толстых, ребристых арматурин, была присобачена к стене меньше чем в полуметре от окна.Хваталки обжег холод уличного железа. Сергей полез наверх.По лестнице можно передвигаться и вверх, и вниз. Какое направление избрал лепила – о том и Ватсон бы догадался. Внизу, на тесном «крестовском» дворе, точняком под «пожаркой» щетинились мотки колючки, наваленные здесь огромной, неаккуратной горой. А так как лестница, чем почему-то отличаются все «пожарки» земли русской, обрывалась за пять метров до земли, то пришлось бы прыгать на ржавые иглы. Если бы лепила вдруг решился бы на шальной прыжок, то что-нибудь на память о себе он колючке оставил.Первым, кто приветил Сергея на крыше оказался ветер, вторым – Джеки. На вертолет, зависший над «Углами», военно-зеленый с белым бортовым номером, Шрам мог насмотреться еще с лестницы и, разумеется, не мог не слышать.– Не видно?– Поди, увидь!Да, поди – увидь. Куда ни глянь – воздухо-отводы, трубы когда-то существовавшего печного отопления, слуховые окна и заросли колючки, кучерявящейся по гребню и по краям покатой крыши.– Ты уверен, что эти не начнут шмалять? – Джеки показал на вышку, расположенную на их высоте метрах в ста от «пожарки». Вышкарь вытаращился в их сторону, автомат его лежал стволом на досках.– Не должны, – уверенно сказал Шрам, хотя полной уверенности в том не испытывал. Солдат-срочник – существо нервное, на жизнь разозленное.Присовокупившийся к ним Боксер отряхивал ржавчину с мозолей так тщательно, словно через нее боялся подцепить холеру.– Дайте руку, черти!Ухватившись за руку Боксера, на крышу выбрался Китай.– Значит, как я думаю. – Из-за вертолетного гула Шраму приходилось напрягать глотку. – Скорее всего, лекаришки здесь нет. Крыша домиком? Домиком. Выходит, имеется чердак. Видите, слуховые окна? Видите. Вот и ход на чердак. Какая-нибудь из решеток на них точняк, как и в лазарете, заранее уболта-на. Короче, рассредоточиваемся и рыщем на тему «вход». А вот, братва, и доказуха, что лепила здесь.Шрам нагнулся…Пробив вертолетный гул, прогремел выстрел… 2 Еврейская община нидерландского города Ачкмаар находилась в нескольких кварталах от городского центра, располагаясь между магазином подержанных автомобилей и жилым домом, напротив сквош-клуба «Ван Бастен». Община занимала двухэтажный дом, мало чем отличающийся от других домов города, – в их отличиях могли разобраться разве только сами местные жители, но никак не новые русские эмигранты.Дочь прижимала к груди медведя, выигранного дядей Багром в велосипедном аттракционе. Теща нервно расхаживала по дорожке, посыпанной битым кирпичом. Жена сидела на ступенях. У ее ног грудились сумки с наспех собранными прапорщиком вещами.Прапорщик Григорьев стоял на крыльце. Он держал в руках красочный лист с шестиконечной звездой и нидерландским гербом, снова и снова протягивал его невысокому господину с солидным брюшком, натягивающим черную ткань старомодного покроя костюма. Белую рубашку без галстука, застегнутую под последнюю пуговицу, царапала небольшая, неряшливая бородка. Голову покрывала широкополая черная шляпа, из-под нее торчали пейсики.– К вам, из России, по приглашению, – охрипшим голосом доказывал Григорьев, – Вы должны встречать. Принимать.Господин в шляпе и пейсиках в ответ переходил с одного языка на другой, с другого на третий, но среди них не попадалось русского.К дому подкатили два велосипедиста. Облегченно улыбнувшись, господин замахал рукой, мол, поскорее к нам, поскорее.Первый велосипедист, одетый точь-в-точь, как господин на крыльце, но по причине молодости вынужденный обходиться без растительности на лице, остался сторожить велосипеды.Второй велосипедист открылся физиономией родной вырубки, рыжеватыми славянскими усами, от него по-нашему шмальнуло пивным выхлопом и копченой рыбой. Его появление, проломив ледяную корку бед и печалей, сумело обрадовать прапорщика Григорьева.С просьбой о переводе на усатого одновременно набросились и прапорщик, и представитель еврейской общины.– Скажи ему, друг, что они обязаны меня устроить! – надрывался Григорьев. – Выручай, земеля, братан!Со своей стороны господин в пейсиках молотил что-то нерусское.Рыжеусый предпочел иудеев соотчичам и единоверцам, И начал переводить, отвлекаясь лишь на икоту, слова господина в костюме и шляпе.– Раввин… ик! говорит – фальшивка. Таких они не рассылали и не рассылают… ик! В вольном переводе – туфту подсунули, лажанулись вы, лоханулись, форшманулись, не знаю, как у вас, у россиян, теперь это называют. От себя добавлю, что на… ик! на хрен вы им нужны.– Да-а-а!!!Участники разговора разом обернулись на крик.– Погодите, мама, – только и успел бросить теще прапорщик Григорьев.– Жиды пархатые! Семя иродово! Нате! – Взлетевшая на крыльцо теща распахнула спортивную сумку и выплеснула содержимое. Из сумки, как водой из ведра, в раввина ударил зеленый бумажный дождь. На его черные шляпу и плечи посылались сотенные долларовые купюры.– Нате ваши жидовские фальшивки! Подтирайтесь!Пустая сумка полетела в окончательно потерявшего волю к жизни Григорьева.– А тебя, зятек недоделанный, я сейчас буду убивать! Обобран! Завез! Обманули! Все подделали! Как дураков провели! Ничего у меня нет, никому я не нужна…Теща страшно, пронзительно завыла.– Полицай! Полицай! Телефонирен полицай! Раша мафия!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84