– Мисс, это ваше? – Голос служанки вырвал Федру из нескончаемого потока мыслей. Девушка приблизилась к креслу со стопкой одежды в руках. – Это убрать?
Федра увидела перед собой плащ из грубой ткани и коричневое платье из саржи и осознала свою ошибку.
– Нет, Хелен, – солгала она. – Агнес и я вчера кое-что чинили. Отнеси это к ней.
Служанка кивнула и сказала:
– Ваша ванна готова, мисс.
– Спасибо. Я уже иду.
Открывая лежавший у нее на коленях портфель, Федра обратила внимание на то, что ее руки сильно дрожат. Перед ее мысленным взором снова появилось лицо умершего человека, его глаза с экзотическим миндалевидным разрезом смотрели прямо на нее. Вероятно, в венах мистера Горского текла и монгольская кровь.
Федра бросила быстрый взгляд на дверь и достала из портфеля сделанный углем набросок. Она бы никогда не посмела показать его кому-нибудь. Немного подумав, Федра скомкала его и бросила в огонь. Красные и золотистые языки пламени мгновенно охватили его со всех сторон, кончики листка начали извиваться, быстро чернеть и осыпаться. Затем огненный шар на мгновение сделался синим, вспыхнул еще ярче и потом распался.
Хотя Тристан достаточно долго и интенсивно предавался всяческим удовольствиям в компании леди Суонстед, его настроение никак нельзя было назвать безоблачным. Ему не нравилось, что отец так командовал им и требовал безоговорочного подчинения установленным им правилам. Но, принимая во внимание положение графа Хокстона в правительстве и его характер, уклониться от выполнения его воли не представлялось возможным.
Яркий солнечный свет, льющийся в окно кареты, заставил его поморщиться. Да, сейчас он находился в полном распоряжении старика Хокстона, хотя раньше он недвусмысленно выражал свое негодование по каждому пустяку.
Теперь Тристан стыдился своих юношеских выходок. Скорее даже наоборот. Его отец всегда сетовал на то, что сын обладал чересчур легким и живым характером. Граф Хокстон считал, что Тристан унаследовал характер своей матери, умеющей радоваться жизни. Мать Тристана являла собой некую смесь всех национальностей, какие только можно встретить на побережье Средиземного моря. Как ни странно, но его жизнерадостная мать скончалась очень быстро после того, как вышла замуж за высокомерного отца Тристана, который по какой-то совершенно непонятной причине снизошел до женитьбы на ней.
Дом лорда Хокстона находился на Кавендиш-сквер. Огромный, залитый утренним светом белый особняк олицетворял мощь и неизменность консервативного порядка. Поднимаясь по ступенькам, Тристан ощущал волны тепла от нагретого солнцем белого известняка, из которого был построен дом. Остановившись на мгновение перед массивной дубовой дверью, он перевел дыхание и заставил себя настроиться на общение с отцом.
Пембертон, дворецкий отца, сидел в холле и, по всей видимости, поджидал именно его.
– Милорд. – Слуга поклонился и быстро направился к Тристану. Выражение озабоченности мгновенно исчезло с его лица. – Вы пришли…
– Добрый день, Пембертон, – сказал Тристан, снимая пальто. – Как он сегодня?
Пембертон ловко подхватил пальто и тут же передал его лакею.
– Почти никаких изменений, сэр, – ответил он, жестом приглашая Тристана подняться по центральной лестнице.
Каблуки Пембертона звонко зацокали по мраморному полу, Тристан же ступал тихо, почти бесшумно.
– Сегодня с утра доктор снова сделал ему кровопускание, – продолжал рассказывать слуга, – и дал принять микстуру с опием. Прием лекарства следует повторять каждый час.
Тристан окинул дворецкого понимающим взглядом.
– Но он отказывается это делать?
На лице Пембертона промелькнула тень улыбки.
– Его сиятельство говорит, что сейчас болеет только его тело, – прошелестел Пембертон. – И он не желает доводить до такого же состояния и свою голову.
Что ж, весьма благоразумно с его стороны, подумал Тристан. У его отца, надо сказать, всегда были хорошие мозги, и их следовало поддерживать в надлежащем состоянии. Он отличался умением проникнуть в самую суть явлений четкостью логических построений, спокойствием и собранностью, и да, не без того, определенным коварством в духе Макиавелли. Именно эти качества и позволили ему занимать ведущую позицию в парламенте.
В спальне, вокруг постели отца, суетились его личный секретарь и три его помощника. Повсюду стояли чернильницы, лежали стопки бумаги, папки. Услышав шаги Тристана, лорд Хокстон поднял голову и нахмурился. Его лицо, бледное и бескровное, сделалось строже.
Неожиданно на Тристана нахлынули чувства, природу, которых он не мог точно определить, – отчаяние, сострадание, страх, желание помочь. Их взгляды встретились.
Мгновение – и Хокстон отвернулся в сторону. Посмотрел на секретаря.
– Оставьте нас, – скомандовал он, повелительно приподняв руку.
Одетые в черные костюмы и напоминающие стаю воронов помощники, встрепенувшись, схватили чернила и бумагу и тут же исчезли. Один из них остановился перед Тристаном и с поклоном сказал:
– Милорд, полагаю, с вами все в порядке?
– Со мной все в порядке, Неббетт, – ответил Тристан. – А как дела у тебя?
– Неплохо. Спасибо, – проговорил он и сунул под мышку кожаный портфель. Его глаза, отметил про себя Тристан, не излучали и намека на доброжелательность и теплоту.
С ленивой улыбкой Тристан посмотрел ему вслед.
– Передай от меня привет жене, Неббетт, – проговорил он, когда слуга взялся за дверную ручку. – Я не виделся с ней уже лет сто.
Неббетт медленно повернул голову, его губы были плотно сжаты.
– Вы очень любезны, милорд.
Когда Неббетт наконец вышел, Пембертон закрыл дверь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97