Когда он остановился напротив Кэйзенова, лошадь встряхнулась всем телом и с шумом выдохнула, напрягая трепетные ноздри. Ей не нравилось, что ее постоянно тыкают, подгоняют, поднимают ноги и проверяют зубы. Она считала себя выше таких оскорблений, бедная девочка. Пока Кэйзенов осматривал ее, Рочдейл почесал лошадку за ушами, заставляя ее фыркать от удовольствия.
– Мне кажется, она прекрасна, – сказал ему Кэйзенов. – Голова легкая, изящная и хорошо посаженная, холка высокая и длинная. Она кажется смирной. Мне хочется верить, что она прекрасно подойдет.
– Хочешь купить ее, Рочдейл? – прервал их разговор знакомый голос.
Рочдейл посмотрел поверх морды лошади и увидел приближающегося лорда Шина, дерзкого и самодовольного, как всегда, в полосатом черно-белом жилете, делавшим его похожим на шмеля.
– Не я. Она слишком пестрая на мой вкус. Кэйзенов хочет купить ее для своей жены. Кроме того, я держу свое последнее свободное стойло для Альбиона.
Шин расхохотался:
– Значит, ты делаешь успехи?
Рочдейл был совершенно уверен в этом. Грейс согласилась уплатить ему выигранный поцелуй. Рочдейл не удивился бы, если бы она сделала вид, что вообще незнакома с ним, но теперь знал, что ее чувство чести несгибаемо. Потенциально ценное знание. Такая честность могла оказаться полезной во время ее соблазнения.
Спонтанная мысль назначить бал-маскарад местом, где он заберет свой выигрыш, была блестящим озарением. Нет сомнений, что она всю неделю терзала себя, завязываясь в узлы от одной только мысли об этом. И каким же наслаждением будет развязывать их, когда он будет до умопомрачения целовать ее.
Рочдейл не был самонадеянным и не считал, что выиграть пари с Шином будет очень легко. Другие даже могли подумать, что он слишком замешкался. Но некоторым женщинам требуется большая прелюдия, чем другим. А он готов был поспорить, что Грейс Марлоу никогда в жизни не видела никакой прелюдии. Но под холодной внешностью в ней кипело море страсти, и Рочдейл был именно тем мужчиной, который высвободит ее.
Этот процесс оказался забавным. Рочдейл обожал бросать вызов фортуне, будь то на скачках или в спальне. Но когда он получит свое наслаждение от Грейс и выиграет гнедого, обязательно надо будет переключиться на кого-то, кто потребует меньших усилий.
– Да, Шин, – ответил он, – все идет как по маслу. Я заберу Альбиона к концу месяца, если не раньше.
Шин еще раз хохотнул, заставив несколько голов повернуться в их сторону. Этот парень совершено не умеет вести себя в обществе.
– Этого не случится, Рочдейл, поверь мне. Я заберу у тебя Серенити раньше, чем ты поймешь это. Уютный новый денник готов и ждет ее. Ха! О да, Кэйзенов… Холтуисл положил глаз на эту серую. Последнее время ему везло в игре, и он может много потратить, чтобы заполучить ее.
– Проклятие! – Адам еще раз взглянул на лошадь, проходящую вдоль колоннады к аукционеру. Перед ней в списке было еще несколько лошадей, но она привлекла внимание многих джентльменов, стоящих вдоль дорожки. – Если Холтуисл ввяжется в торги, ставки взлетят до небес. А что до него, так лошадь может быть слепая и хромая вьючная кляча, ему все равно.
– Это точно, – согласился Шин. – Ему просто нравится владеть теми вещами, которые хочет получить кто-то другой. Перестань пялиться на эту крапчатую; Кэйзенов, и он, может быть, не поймет, что ты заинтересован.
– Ты прав, Шин. Спасибо за предупреждение. Кстати, как я понял, ты показываешь новую картину. – Брови Кэйзенова вопросительно поднялись, в то время как глаза блестели весельем.
Шин, который сегодня явно лопался от вульгарного хохота, снова захихикал так, что его полосатый живот затрясся. Он был художником-любителем, чьи «работы» нельзя было показывать на публике. Вместо этого он устроил в своем городском доме частную «галерею», где показывал свои работы джентльменам по специальному приглашению. И еще были вечеринки, часто проходившие на вилле Рочдейла в Туикнеме, куда Шин привозил свою последнюю модель и рисовал ее, так сказать, прямо на месте. В продолжение вечера другие женщины, которых привозили на вечеринку, иногда проникались духом позирования и обнажались, чтобы Шин нарисовал и их тоже. К наступлению рассвета видно было больше плоти, чем одежды. На вилле Рочдейла висела не одна картина Шина – напоминание об особенно оживленных вечеринках.
Кэйзенов немного разбирался в искусстве и считал, что у Шина действительно есть талант. Он часто дразнил приятеля тем, что его картины с пристойными сюжетами могли бы висеть в Британском музее, где Кэйзенов был одним из попечителей, но Шина это не интересовало. Он предпочитал пухлые женские ягодицы или другие не менее пышные части тела пейзажам и классическим этюдам.
– Так случилось, – произнес Шин, глупо улыбаясь, – что у меня действительно есть новая картина. Ты должен прийти и посмотреть ее, Кэйзенов. Думаю, она позабавит тебя. Ты можешь узнать лицо, если не что-то другое, принадлежащее той новой маленькой танцовщице из «Друри-Лейн», Дилайлы Манро.
– Рыжая с большой… – Кэйзенов сделал красноречивый жест около груди.
– Она самая, – подтвердил Шин. – Она была чрезвычайно… уступчивой моделью, и я смог запечатлеть наиболее интересную позу. Мне не терпится услышать твое мнение. А теперь, если вы оба извините меня, я хочу посмотреть, как идут торги вороной кобылы.
Он повернулся и направился к колоннаде, исчезнув в море шляп и сюртуков.
– В нем есть что-то дьявольски отталкивающее, – заметил Рочдейл.
– Интересная оценка, особенно с твоей стороны. Но при чем тут все эти разговоры о Серенити и Альбионе?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94