Шляхтичи, начальники отрядов, попрятались в лодках; они чувствовали, что погибель их неминуема. – Бить изменников! – кричали казаки. – Смерть отступникам!
Барабаш спал в одной из лодок. Услышав шум, он вскочил и схватился за оружие. Кругом он увидел казаков с угрюмыми лицами, с обнаженными саблями. – Он враг церкви святой! – кричали одни.
– Он предатель! – вопили другие.
– Он таил королевскую грамоту! – напоминали третьи.
– Казнил казаков в угодность панам!
Однако никто не решался первым поднять руку на старика. Барабаш стоял бледный, растерянный, предчувствуя, что настал его смертный час. Наконец Филон Джеджалык закричал:
– Что тут долго думать; кто тянет к панам, тот не наш!
С этими словами он с силой вонзил копье в грудь старика, поднял труп его через борт лодки и бросил в Днепр.
Это было только началом. Та же участь постигла и других шляхтичей, их изрубили и побросали в реку. Потом расправились и с казаками, подозреваемыми в преданности панам. Наконец собрали раду и выбрали есаулом казака Кривулю. Новый есаул тотчас послал гонца к Хмельницкому.
Несмотря на то, что было еще очень раннее утро, Хмельницкий уже ходил по лагерю и отдавал приказания. В это время предстал перед ним гонец.
– Регистровые казаки бьют тебе челом, батько! – сказал гонец. – Все мы готовы встать под твои знамена, только распорядись выслать к нам коней. – Кони будут! – отвечал Хмельницкий.
Он тотчас же послал гонца к Тугай-бею, скрытно стоявшему в тылу поляков.
– Скажешь татарину, – наказывал он гонцу, – что все регистровые и пехота перешли на мою сторону. Проси его послать им коней, у татар, ведь, всегда тройной запас.
В польском лагере с самого утра все уже были на ногах, да впрочем в эту ночь никто и не ложился спать, опасаясь внезапного нападения казаков. Потоцкий осматривал войска, Шемберк и Чарнецкий сопровождали его.
– Я снова настаиваю, что надо послать разведчиков, – сказал Чарнецкий.
– Теперь это довольно трудно сделать, – возразил Потоцкий, – при дневном свете их тотчас же изловят, и мы доставим только языка неприятелю… Однако, что это? – сказал он, прислушиваясь. – Как будто конский топот?
Шемберк, всматриваясь в даль, заметил:
– Да, вот и пыль! Это, наверное, барабашевцы! Слава Иисусу! Теперь нам победа легко достанется!
Войска тоже заметили приближающихся драгун и казаков и приветствовали их громкими восклицаниями. По всему лагерю пронеслась весть о прибывшем подкреплении.
– Слава Иисусу! – слышалось со всех сторон. – Теперь разобьем врагов, возьмем в плен самого Хмельницкого и приведен к пану гетману.
Только осторожный Чарнецкий недоверчиво всматривался в приближавшийся отряд и с сомнением в голосе спросил:
– Однако, откуда же они достали коней? Да и кони татарские!
Это простое соображение никому раньше не пришло в голову. Теперь же все с беспокойством смотрели за отрядом.
Барабашевцы, поравнявшись с лагерем, быстро проскакали мимо и направились прямо к казацкому табору.
Поляки не верили своим глазам.
– Это невиданная, неслыханная измена! Они насмеялись над нами. Проклятые казаки, им нельзя верить ни на волос!
В лагере произошло общее замешательство: все кричали, все проклинали; только одни драгуны или, вернее, казаки, одетые в драгунский мундир, стояли мрачные, угрюмые, смотрели туда, куда ускакали барабашевцы. В эту минуту они чувствовали себя тоже русскими, и затаенная ненависть к панам так и просилась наружу.
– Что же, братья, – шептали смельчаки, – долго мы будем против своих же воевать? Если они не побоялись, проскакали мимо лагеря к Богдану, то чего же мы трусим? Эти паны думают, что если они одели нас в немецкое платье, то мы уж и веру свою православную забыли. Не бывать этому, не погубим наших душ!
Хмельницкий на виду всего польского лагеря гарцевал перед своим табором на белом коне с белым знаменем. На знамени красовалась надпись: «Покой христианству». Приблизившись к Богдану, барабашевцы остановились; Кривуля с несколькими выборными соскочил с коней и, отвешивая низкий поклон, проговорил:
– Клянемся тебе, Богдане! Мы пришли служить верой и правдой церкви святой и матери нашей Украине.
– Рыцари молодцы! – отвечал Хмельницкий, – не ради славы или добычи мы взялись за сабли. Нет, мы обороняем жизнь свою, защищаем жен и детей наших. Даже зверям и птицам Бог дал для защиты зубы и когти, как же нам не вступиться за веру, за честь, за вольность. Поляки все у нас отняли, они взяли нас в неволю на собственной земле нашей; они замучили гетманов наших; кровь этих мучеников вопиет к вам, души их просят отмстить за них и за всю Украину.
– Не дадим веры нашей на поругание, – воскликнули барабашевцы, –кровью нашей смоем все обиды…
С криками: «Да здравствует Украина!» поскакали они в казацкий лагерь, где их дружно приветствовали запорожцы ответными криками.
Поляки все это видели и совсем упали духом.
– Приглашаю панов на совет, – проговорил Потоцкий собравшимся около него начальникам.
С понурыми головами, с вытянутыми печальными лицами собрались паны в палатку Потоцкого. Потоцкий стоял поодаль с Чарнецким и о чем-то горячо разговаривал. В кучке панов шли тоже оживленные споры.
– Не стоит нам стоять в бездействии, надо ударить на них, смять и не давать оправиться, – говорили одни.
– Вы не знаете казаков, – возражали другие, – невозможно штурмовать казацкий лагерь без пехоты. А где она у нас?
– Я уверен, что эти низкие хлопы боятся нас, – заметил какой-то длинный шляхтич. – Вот уже второй день, как они не выходят из своей засады. Вытравить бы их оттуда, как диких зверей, да и перебить всех.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104