– Не бывать этому! – крикнул Джеджалык, стукнув кулаком по столу. –Что вьешься, как змея, около гетмана?
– Не пустим мы батька! – заговорили бывшие в ставке полковники. –Только не хватало, чтобы и он остался в польском лагере.
– Старшины будут договариваться в польском лагере, – возразил Богун. – А как мы поладим с чернью?
– Довольно мы натерпелись под Берестечком, – добавил Довгун. – Пусть паны комисары приезжают к нам. – Что дело, то дело! – подтвердил Хмельницкий. – Пусть паны назначат комисаров, а я передвину свое войско в Белую церковь, там в замке и договоримся.
– Пан гетман всегда найдет благоразумный исход! – проговорил Выговский. – Ничего лучшего нельзя и придумать: в Белой церкви паны будут вполне безопасны от черни.
Маховский нетерпеливо передернул плечами.
– Это недоверие! – сказал он. – Его величество дарует мир, а паны полковники не хотят отпустить своего гетмана на несколько часов в наш лагерь. Это оскорбительно для чести его величества.
– На коленях умоляю принять эти условия! – сказал Выговский, опускаясь на одно колено перед послом и незаметно делая ему знаки глазами. – Невозможно вести переговоры на глазах у черни и у татар. Клянусь, что паны будут безопасны!
Маховский уехал, а Хмельницкий перевел лагерь под Белую Церковь.
– Пан Кисель, я к вам с поклоном, – говорил Потоцкий старику-воеводе, пригласив его в свою палатку, – не откажите опять ехать комисаром к этому вздорному казаку; быть может, на этот раз вам удастся склонить его на наши предложения.
– С удовольствием, пан гетман! – отвечал Кисель. – Только пусть пан гетман мне самому позволит выбрать остальных сотоварищей.
– Пан воевода может выбрать, кого ему угодно. Я вперед одобряю его выбор. Два полка проводят пана до Белой Церкви, пятьсот отборных драгун останутся при пане воеводе в качестве почетной стражи.
Пан Кисель выбрал троих товарищей и отправился в лагерь Тамерлана, как все еще называл Хмельницкого.
Только что они отпустили провожавшие их полки и остались с почетной стражей, толпа казаков и татар окружила их. Возы и арбы так плотно сдавили их экипажи, что они не могли сдвинуться с места.
– Долой ляхов! – кричала толпа. – Отнять у них коней! В петлю их! В воду их, в воду их! – кричали разъяренные хлопы, со свистом толпясь около них.
– Пан воевода, конец наш пришел! – в страхе шептали другие паны.
– Ничего, не беспокойтесь! – отвечал Кисель, – я тотчас укрощу их.
Он высунул голову из экипажа и проговорил самым мягким голосом:
– О чем вы шумите, друзья мои? Мы не ляхи, я русский, у меня такие же русские кости, как у вас.
– Кости-то у тебя русские, да мясом-то обросли ляшским, – отвечали ему из толпы. – Да что с ними толковать, вздернуть их на дерево!
Несколько своевольных рук уже потянулись к экипажу, другие бросились отпрягать коней, драгун совсем оттерли, они ничего не могли сделать… Вдруг отворились ворота замка и гетман в сопровождении писаря и полковников поспешно поскакал навстречу почетных гостей.
– Не сметь трогать послов! – грозно закричал гетман.
Толпа сразу отхлынула; казаки быстро окружили экипаж, торопя возницу въезжать в замок.
– Паны комисары не поставят нам это в вину, – извинялся Хмельницкий. В толпе, бежавшей за экипажем, слышались грозные крики: "Гетман с ляхами братается! Гей, пане гетмане, не доброе ты дело затеял!”
Как раз в это время в ворота замка въезжали возы со съестными припасами.
– Смотрите, смотрите! – крикнул один казак, – это мы будем ляхам подати платить…
Но он не успел докончить своей остроты, Богун саблей разрубил ему голову.
Энергичный поступок полковника немного образумил чернь, толпа отхлынула, и паны комисары благополучно въехали в ворота замка.
Гетман торопился скорее окончить переговоры; его беспокоило народное волнение; всегдашняя находчивость покинула его; он сам был не рад, что призвал послов.
– Лучше бы было ехать в польский лагерь! – вполголоса заметил он Выговскому.
– Пану гетману не угодно было слушать советов своего верного слугу! Условия мира клонились к тому, чтобы ослабить казацкую силу: число регистровых ограничено только двадцатью тысячами; казакам предоставлено жить лишь в Киевском воеводстве, коронные же войска имели право занимать всю Украину; с татарами Хмельницкий должен был разорвать союз и, если б потребовалось, обратить на них свое оружие.
Переговоры кончились. Настала самая критическая минута. Условия надо было объявить народу.
Гетман вышел с полковниками из замка. Толпа сразу так стихла, что можно было слышать, как шуршала бумага в дрожащей руках гетмана. Хлопы слушали сначала внимательно, но чтение не дошло до половины, как в толпе поднялся шум.
– Значит, мы опять будем служить ляхам? Так-то пан гетман с ляхами договорился; от орды хочет отступиться. Себя-то, небось, не забыл, а нас и знать не хочет, отдает нас опять под палки и батоги, на колы да на виселицы… Не бывать этому, – кричала яростная чернь, – сам ты здесь свою голову сложишь, и ни один лях отсюда живым не выйдет.
Послышалось несколько выстрелов; две, три пули пролетели около гетмана. Гетман порывался крикнуть на толпу, но Выговский и полковники силой увлекли его в замок.
Народ обступил замок со всех сторон и готов был взять его штурмом.
– Паны комисары теперь видят, как трудно совладать с чернью. Охраняя вас, мы сами пропадем; но только по нашим трупам они дойдут до вас, –сказал Выговский.
В этот момент раздался страшный рев снаружи замка. В окна полетели каменья, несколько стрел просвистело над головами панов комисаров.
– Пустите меня, – закричал Хмельницкий.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104