Он вообще не понимал его высокой педагогической роли в отрядной жизни и, когда Баранов появлялся в столовой, частенько на всю залу демонстративно и громко интересовался у Латына Игарковича: «Кто этот хам и почему он в ресторации в фуражке?»
Впрочем, и у штабс-капитана характер был не мед. Обозленный отсутствием летной практики, Петр Николаевич в последние месяцы стал раздражительным, вспыльчивым и плохо управляемым, как «боинг» на взлете.
Удивительно, но факт: высокомерно игнорируя заммордуха, Нестеров подчеркнуто покладисто реагировал на замечания и советы Фурманова, с которым во внеслужебное время частенько сваливал на рыбалку с ночевкой и спиртом. Когда же Баранов заискивающе предложил Фурманову свою кандидатуру в качестве рыболова-напарника, тот недоуменно покосился на коллегу и вежливо отказал, сославшись отчего-то на плохие поставки в отряд горючего.
Еще одной чертой Нестерова, которая особо выводила из себя Баранова, было едва заметное пренебрежение, которое сквозило в тоне штабс-капитана, когда он общался с полковником. Казалось, что именно при взгляде на заммордуха у Петра Николаевича в жилах начинала струиться голубая кровь потомственного дворянина, вынужденного общаться с плебсом. С остальными же коллегами ас оставался добрым товарищем, своим в доску рубахой-парнем, поддерживающим лишь традиционную, чуть покровительственную дистанцию между прирожденным небожителем и несчастными, лишенными крыльев.
Учитывая все вышесказанное, нетрудно понять, почему обеспокоенный Баранов тут же спустился тремя этажами ниже и, отыскав номер, в котором остановились его подчиненные, громко постучал. Эту процедуру повторить ему пришлось трижды, прежде чем из-за двери донеслось знакомое и неизменно бесящее его «От винта!», после чего Баранов решительно дернул за ручку и шагнул в номер.
– Где бек с Петрухой? – строго и требовательно осведомился у Нестерова руководитель высокой делегации, бегло осматривая трехместный номерок и с удовольствием отмечая незамысловатость обстановки.
Наступила мучительная пауза, столь неприятная для начальника любого ранга, вопрос которого к подчиненному вольно или невольно игнорируется. Штабс-капитан лежал в сверкающих сапогах на застеленной постели, мечтательно закрыв глаза и слушая неизменный плеер.
– Где бек с Петрухой? – сорвался на крик Баранов, приближаясь к безмятежному Нестерову.
Ас недоуменно вздрогнул, словно в музыку вкралась откровенно фальшивая нота, открыл затуманенные сладкими грезами глаза и недоуменно всмотрелся в беснующееся начальство. Потом он лениво щелкнул кнопочкой музыкальной машинки, снял наушники и вопросительно поднял брови.
– Где Петруха с беком? – уже спокойнее поинтересовался Баранов у Нестерова ледяным голосом, буравя автора одноименной петли пронзительным взглядом. Взгляд этот Баранов еще курсантом регулярно тренировал перед сном много лёт, уставившись в нарисованную на потолке черную точку, в результате чего заработал легкое косоглазие и явное лупоглазие.
– Петруха? – недоуменно переспросил штабс-капитан, даже не имитируя попытки подняться с кровати. – Ах да, Петр Трофимович!.. Петр Трофимович с Батыром Бековичем в ресторане на первом этаже вас ждут-с. Петр Трофимович взял на себя смелость заказать ужин и на вас, коллега.
Фамильярное «коллега» по ранимому сердцу заммордуха скрежетнуло куском острой жести. Однако Баранов сдержался, вспомнив, что, в отличие от оперативных командировок, в командировках творческих, согласно уставу отряда, его начальствующая роль была весьма условна. Даже на повседневной службе его статус был несоизмеримо выше нынешнего. К тому же ему очень кстати пришло в голову, что коль скоро Петруха заказал ужин, то и расплачиваться будет именно он.
– А вы почему остались? – немного успокаиваясь, подозрительно покосился раздосадованный Баранов на Нестерова, хотя в душе был рад, что его подопечные временно разлучены.
– Экономлю. Валюта нужна, – хладнокровно пояснил штабс-капитан. – В публичный дом сходить надо. А еще товар сбросить на сторону, пока не сгнил.
С этими словами воздушный ас небрежно подтянул к себе планшетку, порылся в ней, извлек и развернул газетный сверток. На пол посыпались ядовитые красные мухоморы в ярко-белых проплешинах. Нестеров принюхался, удовлетворенно кивнул и резюмировал:
– Через часок жара спадет, сбегаю. Мне и адресок подсказали. Тут рядом.
Баранов на миг остолбенел и едва не задохнулся от праведного возмущения.
– Да вы сами-то понимаете, что вытворяете, штабс-капитан? Какой публичный дом, какой товар?! Это же чистый отстой, тьфу, чистая аморалка! Это трибунал! И не просто трибунал, а показательный процесс! Вы у меня с «губы» до конца года не вылезете!
Нестеров молча засунул сверток в планшетку, планшетку положил под подушку, надел наушники, включил плеер и повернулся к заммордуху своей прямой аристократической спиной и тем дворянским, что было ниже.
Кипя от возмущения и мысленно составляя расстрельный рапорт на Нестерова, а заодно и на Илью, допустившего вывоз из Лукоморья «партии высокотоксичного наркосырца растительного происхождения», Баранов спустился в ресторан, где его ждал очередной – но на этот раз приятный – сюрприз.
Едва заммордух вошел в зал, как оркестр грянул бравурный марш. Удивленные клиенты ресторана стали невольными свидетелями сцены, как к Баранову прытко подскочил расторопный Петруха и, бережно придерживая заммордуха под локоток, проводил его к столику. В глазах Петрухи светилась преданность.
«Растет паренек, – умиленно подумал Баранов, степенно усаживаясь за стол.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107