– Как вас зовут?
– Господин Ёдзимбо, – ответил он. И показал на свой нагрудный значок, где была только его лыбящаяся фотка и слова Г-Н ЁДЗИМБО.
– Господин Ёдзимбо, – повторил я, выплескивая на него остатки вежливости. – Скажите, у вас там говорится, что Билли Чака может пройти как посетитель, или нет?
Он пробежал глазами монитор.
– Так, да… но…
– А какое имя в паспорте? – Он взглянул на паспорт, которым гневно потрясал в ходе нашей беседы.
– Билли… Чака?
– И как выдумаете, кто здесь на фотографии? – Высунувшись из окошка, я изобразил широкую и глупую улыбку, как на фотографии: я снимался много лет назад, когда улыбки давались чуточку легче.
Он посмотрел на меня, потом опять на фотографию. Затем на таксиста, на фотографию и снова на меня. И снова на фотографию. Всякий раз, когда он переводил взгляд, лицо его становилось краснее.
– Господин Чака, – сказал он. – Покорнейше прошу меня извинить. По своему невежеству я не верил, что реальный Билли Чака существует. Я всего лишь глупый охранник, моя неосведомленность, возможно, и обрекла меня на такое скромное положение в жизни. – Он выкашливал извинения, словно давился всухую.
– Не беспокойтесь, дружище, – сказал я. Он чуть не задыхался.
– Рот до ушей, язык без костей, голова без мозгов…
– Ладно, забудьте. Это простое недоразумение.
– Экзамены я сдавал плохо, о чем вы, конечно, догадались, побеседовав с таким балбесом…
– Прошу вас. Откройте ворота.
– Даже в детстве я всегда был тупицей…
– Ёдзимбо! Открой ворота! – скомандовал я. Кажется, только так и можно было остановить фонтан его самоуничижения.
Замолкнув па полуслове, он нажал кнопку, и шлагбаум поднялся.
– Господин Набико в третьем павильоне звукозаписи, второй слева, – сказал Ёдзимбо, махнув нам, чтобы проезжали.
– Господин Ёдзимбо, – с опаской начал я.
– Да?
– А паспорт?
Дернув кадыком, он вручил мне паспорт.
– Вот опять оскорбительный промах с моей стороны. Хорошо еще, что я импотент и, значит, не смогу передать свою глупость следующим поколениям. Удивительно, что…
Мы поехали к третьему павильону, оставив Ёдзимбо во всю глотку распинаться о том, какое он чудовище. Его стенания я перестал слышать, лишь выйдя из автомобиля перед огромным павильоном.

Я словно попал в фильм Басби Беркли. Басби Беркли (1895–1976) – американский кинорежиссер, постановщик мюзиклов.

Внутри был огромный бассейн с водой неестественной голубизны, а вокруг двадцатиметровые фальшивые морские утесы под потолок. Десятки миниатюрных женщин в блестящих купальниках еще миниатюрнее стояли вокруг и устало курили в ожидании следующего плана съемок. Их волосы были гладко зачесаны назад и покрыты толстым слоем серебристой эмульсии, сверкающей в лучах жарких софитов. Я еще подумал, благоразумно ли курить, когда от единственной искорки волосы могут мгновенно вспыхнуть.
Набико сидел на тележке оператора. Судя по размеру камеры, он далеко ушел от документалистики на «Эн-эйч-кей».
– Ну ладно, – проревел мегафон, – все рыбки по местам, поехали. – Стайка крошечных женщин потушила сигареты и гуськом потянулась к длинной лестнице на вершину утеса. Они выстроились в две шеренги и замерли.
– Работаем! – заорал мегафон. Я обернулся, и в глаза ударил свет двух огромных прожекторов. Попятившись, я прикрыл лицо, но было поздно. В глазах наступила сплошная белизна, в ушах стоял электрический звон.
– Поехали! – крикнул кто-то.
– О'кей, снимаем, – сообщил мегафон.
Огромный бассейн. В него кто-то прыгает. Плеск воды.
Потом еще и еще. Зрение вернулось ко мне как раз вовремя: я успел различить силуэты кувыркающихся в воздухе акробаток. Они быстро сыпались с утесов. Серебристые купальники сверкали в лучах света, гибкие тела пловчих летели мимо меня в бассейн. На мгновение я решил, что меня догнали галлюцинации от водорослей, которые я попробовал несколько лет назад на соревнованиях по водным лыжам на реке Меконг. Когда я поел этой дряни, всё вокруг превратилось в рыбодеревья, рыболюдей, рыбодома, рыбомоскитов. Три дня – сплошное аквавидение. Слава богу, на сей раз это длилось секунд семь, не больше.
– Отлично, рыбоньки, – устало сказал мегафон. – Это в проявку. Проверка через час.
Я заметил обладателя мегафонного голоса. Он жевал «Шокотэйсти» и посматривал на видеомонитор. Его больше интересовала конфетка, чем зрелище нескольких десятков летающих синхронных пловчих. Очередная пресыщенная творческая личность.
– Билли Чака! – крикнул Брандо Набико и направился ко мне. Услышав мое имя, некоторые заозирались. Кто-то приглушенно рассмеялся. Я решил, что, если «Разборки в Токио» все же выйдут на экран, мне придется сменить имя.
– Я получил ваше сообщение, – сказал я Набико. – Что снимаете?
– «Бурные воды». О проблемах семейства карповых, обитающих в заливе у Тёси. – уныло сказал он.
– Название ни рыба ни мясо, – заметил я. Слава богу, я перевел неудачный каламбур не слишком хорошо, и Брандо пропустил его мимо ушей.
– Это не просто о рыбах. Тут затрагиваются вопросы верности, честности и братства, объединяющие семейство карповых в трудной подводной жизни. – Брандо выжидательно уставился на меня. Я не знал, что и сказать.
– Сплошные подтексты, да?
– Раз уж вы спросили, – сказал Набико, оглядевшись – не слышит ли кто, – сплошная фигня. Ну кто будет смотреть на толпу людей, притворяющихся озабоченными рыбками?
– Зритель всегда найдется, – неуверенно сказал я.
– А бюджет! Знаете, сколько стоит снять подводную костюмированную драму? А сколько нужно заплатить актрисе, которая сидит в воде по восемь часов в день?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89