Они пересекли Серкус и шли теперь по Гей-Стрит.
– Для него в последнюю очередь, – флегматично отозвался герцог. – Вы вспомнили трагедию, которую разыграл Эндрю? Забавно, правда?
– Несомненно, такою вы ее и увидели.
– Да. И хотел растянуть удовольствие, но мой досточтимый зять пришел на помощь этому юному глупцу.
– А вы бы ему помогли?
– Боюсь, что в конце концов помог бы.
– По-моему, у вас что-то с головой! – воскликнул Фортескью. – Я не могу понять вашего странного поведения.
– Мы, Бельмануары все полусумасшедшие, – нежно отозвался Трейси, – но, боюсь, что я – так просто «средоточие зла».
– Я отказываюсь в это верить! Вы показали, что можете быть другим! Вы же не пытаетесь отыграть у меня все мое имущество – так почему же вы так поступаете со всеми юными неудачниками?
– Видите ли, ваше имущество столь невелико…– попытался оправдаться герцог.
– И не издевайтесь надо мной так отвратительно! Почему?
– Потому что мне почти никогда этого не хотелось. Вы мне нравитесь.
– Гром и молния! Но вам же должен нравиться кто-то еще, кроме меня!
– Что-то не припомню. Да и то, не сказать, чтоб боготворил землю, по которой вы ступаете. Но мысли о моих братьях вызывают у меня отвращение. Я любил немало женщин и, несомненно, буду любить еще многих…
– Нет, Трейси, – прервал его Фортескью, – вы никогда в жизни не любили женщины. Это бы могло вас спасти. Я говорю не о плотской страсти, которой вы предаетесь, а о настоящей любви. Ради Бога, Бель-мануар, ведите пристойную жизнь!
– Пожалуйста, не расстраивайтесь, Фрэнк. Я этого не стою.
– Я считаю, что стоите. Я не могу не думать, что если бы вас любили в детстве… Ваша мать…
– Вы когда-нибудь видели мою мать? – лениво осведомился его милость.
– Нет. Но…
– А сестру мою видели?
– Э-э… да…
– В ярости?
– Право, я…
– Потому что если вы видели ее, вы видели и мою мать. Только она была еще в десять раз более несдержанной. Право, милая компания собиралась у нас дома!
– Я понимаю.
– Боже! Да вы уж не жалеете ли меня? – презрительно воскликнул Трейси.
– Жалею. Это нахальство с моей стороны?
– Милый мой Фрэнк, когда я начну себя жалеть, тогда и вам можно будет. А пока…
– Когда придет этот день, я вас больше жалеть не буду.
– Очень глубокомысленно, Фрэнк! По-вашему, я окажусь на пути к возрождению? Премилое заблуждение. К счастью, этот счастливый момент еще не настал и, думаю, вообще не настанет. Похоже, мы пришли.
Они оказались у дома, где остановился Фортескью. Повернувшись, он схватил своего друга за плечи:
– Трейси! Бросьте эту вашу безумную жизнь! Бросьте женщин и вино, и чрезмерный азарт! Поверьте мне: когда-нибудь вы зайдете слишком далеко и погубите себя!
Герцог высвободился.
– Мне чрезвычайно не нравится, когда меня хватают на улице! – пожаловался он. – Наверное, у вас по-прежнему благие намерения. Старайтесь справиться с этой слабостью.
– Интересно, вы хоть догадываетесь, насколько оскорбителен ваш тон, Бельмануар? – твердо спросил Фортескью.
– Естественно. Иначе я не сумел бы так его отточить. Но я вам благодарен за добрый совет. Уверен, что вы не обидетесь, если я ему не последую. Я предпочитаю кривую дорожку.
– Видимо, – вздохнул его друг. – Раз вы не желаете встать на узкий и прямой путь, мне остается только надеяться, что вы глубоко и искренне полюбите, и что ваша дама спасет вас.
– Я сообщу вам, если это случится, – пообещал его милость. – А теперь спокойной ночи!
– Спокойной ночи, – на его низкий поклон Фрэнк ответил отрывистым кивком. – Увидимся завтра… а точнее, сегодня утром… в банях.
– Довлеет дневи злоба его, – с улыбкой ответил герцог. – Спите спокойно, Фрэнк!
Он насмешливо махнул рукой в знак прощания и перешел улицу, направляясь к своему дому, находившемуся как раз напротив.
– И, полагаю, вы будете спать спокойно, как если бы совесть ваша была чиста и вы не приложили все силы, чтобы разрушить привязанность единственного друга, – горько сказал Фрэнк в темноту. – Проклятье, Трейси, какой же вы негодяй! – Он поднялся по ступеням к парадной двери и засунул ключ в скважину. На противоположной стороне улицы хлопнула дверь, и он оглянулся. – Бедняга Дьявол! – проговорил он. – О, бедняга Дьявол!
ГЛАВА 8
Не рой другому яму
Джон Карстерз провел ничем не примечательную зиму. Он продолжал свои грабежи, но совершил две серьезные ошибки – не с точки зрения разбойника, а с точки зрения джентльмена. Во-первых, он остановил богатый экипаж, в котором оказались две дамы, их горничная и драгоценности, а во второй раз в большой дорожной карете сидел старый джентльмен, отвага которого намного превосходила его физическую силу. В первом случае милорд комично опешил и поспешно скрылся, пробормотав наивные извинения. Старый джентльмен во втором эпизоде бросил ему столь храбрый вызов, что он невольно протянул ему один из своих пистолетов. Старый джентльмен до того поразился, что уронил его на землю, где тот и выстрелил, не причинив никому вреда и подняв облако пыли и дыма. Карстерз нижайше попросил у него прощения, помог ему взобраться в экипаж и отъехал прежде, чем изумленный мистер Данбер успел опомниться.
Грабежи шли явно не по правилам науки, поскольку Карстерз не мог заставить себя запугивать стариков и женщин. Оставались пожилые да молодые джентльмены. Одному из них Джек предложил сразиться за обладание драгоценностями. И его предложение было немедленно принято, поскольку джентльмен, обладая немалым чувством юмора, возможно, усмотрел в этом шанс спасти свое имущество. Он немедленно потерпел поражение, но Карстерза так пленил один, особенно ловкий, выпад противника, что он отказался от половины добычи, и они разделили содержимое шкатулки с драгоценностями – причем предприимчивый джентльмен сохранил наиболее ценную часть и отдал Джеку надоевшие побрякушки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91