); грамматически не согласовано,

. Лишь этой артиллерии суждено было меня сразить, ибо мой врач подает мне надежду, что скоро я буду в состоянии вновь навестить вашу ruelle Уличку (фр.).

, а до той поры, если только вы не окажете мне честь, о которой я едва имею hardiesse Смелость (фр.).

помыслить, ваше отсутствие будет самой тяжелой мукой, какую может чувствовать, сударыня,
avec toute le respecte Со всем уважением (фр.); не совсем грамотно.

в мире,
ваш покорнейший, беспредельно devote Преданный (фр.).


Беллармин».

Как только Леонора увидела, что есть надежда на выздоровление Беллармина и что кумушка Молва, по своему обычаю, сильно преувеличила опасность, она тотчас отбросила всякую мысль о Горацио и вскоре помирилась с теткой, которая вернула ей свою благосклонность с таким христианским всепрощением, какое не часто мы встречаем в людях. Правда, ее, быть может, несколько встревожили брошенные племянницей слова о подарках. Старая леди, возможно, опасалась, что такие слухи, если они распространятся, могут повредить репутации, которую она утвердила за собой, неизменно дважды в день посещая церковь и годами сохраняя на лице и в осанке крайнюю суровость и строгость.
Страсть Леоноры к Беллармину после кратковременного охлаждения вспыхнула с возросшею силой. Девица заявила тетке, что хочет его навестить в заточении, от чего старая леди с похвальною предусмотрительностью советовала ей воздержаться. «Потому что, – говорила она, – если какая-нибудь случайность помешает вашему браку, то слишком смелое поведение с таким женихом может повредить тебе в глазах людей. Женщина, пока не вышла замуж, всегда должна считаться с возможностью, что дело сорвется, и предотвращать подобную возможность».
Леонора объявила, что ей в таком случае будет все безразлично, что бы ни произошло, – потому что она теперь бесповоротно отдала свою любовь этому бесценному человеку (так она о нем сказала), и если ей выпадет на долю потерять его, то она навсегда оставит всякую мысль о мужчинах. Поэтому она решила его навестить, вопреки разумным уговорам тетки, – и в тот же день исполнила свое решение.
Дама еще вела свой рассказ, когда карета подъехала к гостинице, где пассажиры собирались пообедать, – к великой досаде мистера Адамса, чьи уши были самой голодной частью его существа, ибо он, как читатель, может быть, уже разгадал, отличался ненасытным любопытством и всей душой жаждал услышать окончание этой любовной истории, хоть и уверял, что едва ли мог бы пожелать успеха молодой девице такого непостоянного нрава.

Глава V
Страшная ссора, происшедшая в гостинице, где обедало общество, и кровавые ее последствия для мистера Адамса

Как только путешественники вышли из кареты, мистер Адамс, по своему обычаю, направился прямо в кухню и застал там Джозефа, который сидел у окна, между тем как хозяйка растирала ему ногу: дело в том, что конь, взятый мистером Адамсом у причетника, имел сильное пристрастие к коленопреклонению; можно даже думать, что это у него было профессией, как у его владельца; он, однако, не всегда предупреждал о своем намеренье и часто падал на колени, когда всадник того меньше всего ожидал. Пастору эта слабость не доставляла большого беспокойства, так как он к ней приноровился, а ноги его, когда он садился в седло, касались земли, так что падать ему приходилось с небольшой высоты, и он в таких случаях очень ловко соскакивал вперед, не причиняя себе особого вреда: его конь и сам он прокатятся, бывало, несколько шагов по земле, потом оба встанут и встретятся снова такими же добрыми друзьями, как всегда.
Бедный Джозеф, не привыкший к такого рода скакунам, хоть и был превосходным наездником, не отделался так счастливо: когда он упал, лошадь примяла ему ногу, которую, как мы сказали, сердобольная женщина в тот час, когда пастор зашел на кухню, не жалея рук растирала камфарным спиртом.
Адамс едва успел выразить Джозефу свое соболезнование, как в кухню вошел хозяин. В отличие от мистера Тау-Вауза, он отнюдь не славился мягкостью нрава и был поистине хозяином дома и всего, что в нем находилось, за исключением постояльцев.
Этот угрюмый человек, всегда соразмерявший свою почтительность с обличием путешественника – от «Благослови господь вашу милость!» до простого «Захаживай!», – узрев жену свою на коленях перед лакеем, не посчитался с состоянием юноши и закричал:
– Чума на эту бабу! Вот выдумала себе работу! Ты почему не позаботишься о гостях, что прибыли с каретой? Ступай и спроси, чего им будет угодно на обед.
– Дорогой мой, – говорит она, – ты же знаешь, получить им у нас нечего, кроме того, что стоит на огне, и это все будет скоро готово; а у молодого человека смотри какой синяк на ноге!
И с этими словами она принялась растирать ногу еще усердней.
Но тут, как нарочно, зазвонил колокольчик, и хозяин, помянув черта, велел жене идти к гостям, а не стоять тут и тереть до вечера; он-де не верит, что с ногой у молодчика так скверно, как тот уверяет; а ежели очень скверно, так в двадцати милях отсюда он найдет лекаря, который может ее отрезать.



Услышав это, Адамс в два шага очутился перед хозяином и, прищелкнув пальцами над головой, пробормотал довольно громко, что он такого подлеца с легким сердцем отлучил бы от церкви, потому что сам дьявол, кажется, человечней его. Эти слова повели к диалогу между Адамсом и хозяином, уснащенному резкими репликами и длившемуся до тех пор, пока Джозеф наконец не предложил хозяину приличней держаться с людьми, которые выше его. На это хозяин (сперва внимательно смерив Адамса взглядом) повторил презрительно слово «выше», затем, рассвирепев, сказал Джозефу, что раз он мог войти в его дом, то может и выйти обратно, и захотел помочь ему рукоприкладством.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134