Был вечер в Доме учителя, что на Мойке. В большом зале шел концерт, а опоздавший Праву пробирался по каким-то пустым, большим комнатам. В одной из них он увидел молодого человека, который двигался ему навстречу между колоннами. Праву едва не налетел на него. Оказалось, что это его собственное отражение в огромном зеркале, занимающем весь простенок. Праву долго стоял перед самим собой. Ему начало казаться, что это не он, а кто-то другой, малознакомый, стоит за зеркалом и с не меньшим любопытством разглядывает своего двойника – живого, настоящего Праву… С той поры Праву испытывал точно такое же чувство раздвоения всякий раз, когда старался посмотреть на себя и свои поступки со стороны…
– Что ты делал в больнице? – спросил Праву, отгоняя от себя неприятное чувство.
Коравье растерянно посмотрел на него.
– Как что делал? Лечился, – ответил он неуверенно.
Праву смутился, понимая, что обидел невниманием Коравье.
– Нет, я спрашиваю о том, что ты делал помимо лечения?
– Разное, – ответил Коравье. – Мы больше лежали и дремали. И слушали радио. Я так к нему привык, что чуть не забросил чтение. Вовремя спохватился. Читал разные книжки, учился говорить по-русски. Но тоска была такая, что ничего в голову не лезло, мысли путались, возвращались к дому… А то лежал с закрытыми глазами и старался представить, что происходит в Торвагыргыне, в стойбище… В больнице лежали и русские. Больные русские совсем не отличаются от чукчей. Так же стонут, как и мы, тоскуют по родным.
– Ты прав, Коравье, – сказал Праву. – Люди по нутру ничем не отличаются друг от друга. Все различия происходят от жизни… Вот Росмунта, чем была бы она хуже нашей председательницы, если бы росла не в стойбище Локэ?.. И совсем бы хорошо стало на земле, если бы среди всех людей существовало согласие, что первейшая обязанность человека – доставлять радость другим людям. Может быть, даже каждому давать план, как дают план бригаде пастухов на сохранение телят? Вот, скажем, тебе, Коравье, нужно доставить радость стольким-то людям… – Праву, разговорившись, отвлекся от своих неприятностей.
Внизу медленно проплывала покрытая снегами гористая тундра. С высоты трех тысяч метров эта земля может показаться постороннему глазу безлюдной, безжизненной пустыней. Но Праву знал, что в долинах, на перевалах, по берегам замерзших озер и рек живут и работают его соплеменники. Эта земля тянет к себе любого чукчу, и многие люди отдают ей часть своей сердечной теплоты.
Праву долго смотрел в окно. Настроение улучшалось, и поступок, который он совершил перед собственной совестью, не казался больше таким страшным, хотя Праву дал себе клятву никогда в трудных случаях не прибегать к вину.
Коравье прикорнул в кресле и тихонько посапывал во сне.
Праву поглядел на него и заботливо прикрыл шарфом след от ножа, оставшийся на шее.

12

Праву разбудило тарахтенье трактора. Он соскочил с кровати и подошел к окну. Сквозь замороженные стекла ничего нельзя было разглядеть. Праву пальцем оттаял кусочек стекла. Погода отличная – сегодня уж наверняка состоится выезд агитбригады, посвященный пропаганде материалов партийного съезда.
Этот агитпоход придумал Праву. Приготовил несколько бесед, нарисовал плакаты, не один вечер просидел в поселковом клубе, составляя вместе с киномехаником Бычковым объяснения на чукотском языке к фильмам.
Вместе с Праву должны поехать Сергей Володькин, Наташа Вээмнэу, Коравье. Бычков поведет трактор с передвижным домиком на прицепе.
Задолго до отъезда, который откладывался из-за плохой погоды, возник спор, как назвать этот клуб на полозьях – красной ярангой или как-нибудь по-другому?
На изменении настаивал Праву.
– На Чукотке скоро не останется яранг, а самое передовое учреждение тундры мы будем величать по старинке?
– Нельзя так с ходу отказываться от красной яранги, – возражал Сергей Володькин. – Что в этом плохого? Красная яранга в домике – это необычно и даже романтично! Клубов у нас в стране сколько угодно: и на железной дороге в вагонах, и в автобусах, а вот яранги с трактором нет.
– О чем вы спорите? – удивился Коравье. – Пусть называют как хотят, лишь бы пастухи были в нем как дома. Я бы назвал его Дом новостей и веселого настроения.
– Очень длинно, – сказал Праву. – Пусть лучше так и остается – челгыран – красная яранга.
И вот сегодня челгыран наконец выедет в свой первый рейс по оленеводческим бригадам колхоза Торвагыргын, побывает и в стойбище Локэ. Поездка была рассчитана недели на две. Пять дней накинули на возможные неисправности, ухудшение погоды. Правда, Бычков уверял, что машина в полном порядке и может пройти не то что по чукотской тундре, а совершить кругосветное путешествие.
Праву поспешно поставил на примус чайник, разбудил Володькина и отправился за Коравье, который вчера приехал из стойбища Локэ и ночевал один в своем новом доме в центре поселка.
Снег звонко хрустел, над головой сияли звезды, и бледная полоса угасшего сияния догорала у Млечного Пути. Один за другим загорались огоньки в домах. На душе у Праву было легко и радостно. Он весело насвистывал и смотрел на теплый свет окон: за каждым из них Праву видел живущего в доме человека. Все они были в той или иной степени его добрыми знакомыми, и никто из них не удивился бы, если бы Праву вдруг постучался к ним.
Хорошо жить в таком поселке, как Торвагыргын! Не то что в больших городах, где никто не знает друг друга.
Коравье завязывал торбаза, когда Праву вошел.
– Ты готов? – спросил Праву.
– Неужели ты думал, что я могу проспать? – с неудовольствием проворчал Коравье.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103