– самодовольно ответил Эльгар, алчно окидывая кэмэны. – Я еще не все попробовал.
– А вот я могу, – сказал Геллерштейн.
Эльгар пренебрежительно махнул рукой.
Колхозный завхоз на секунду отвернулся и открыл перед Эльгаром рот.
– Смотри.
Эльгар издал какой-то нечленораздельный звук, потом воскликнул:
– Какомэй! Что ты наделал? Как же ты теперь будешь без зубов?
– А ты не верил! – прошамкал Геллерштейн.
– Гляди, Росмунта! – закричал Коравье. – Он действительно обеззубел!
Росмунта всплеснула руками:
– Это ты виноват, Эльгар!
Шаман растерянно пробормотал:
– Я только немного засомневался…
Геллерштейн снова отвернулся, сунул лицо в рукав и предстал перед потерявшим речь Эльгаром во всем великолепии своих вставных зубов.
– Ты настоящий чародей! – восхищенно проговорил Эльгар. – Сколько живу на свете, впервые вижу человека, который может запросто уничтожить все зубы и тут же опять отрастить.
После этого Эльгар стал внимательнее к Геллерштейну. Старик не спускал глаз с завхоза, словно боясь, что у того опять исчезнут зубы.
Поужинав, Геллерштейн пошел в школьный дом устраивать на ночлег спутников. Праву как старый друг оставался у Коравье, но вышел проводить гостей.
Несмотря на поздний час, в стойбище было оживленно. На небе сияли звезды, состязаясь блеском с огнями костров и светильников в распахнутых дверях яранг. Через весь небосвод вдоль берегов Песчаной реки Песчаной рекой чукчи называют Млечный Путь.

протянулась цветная бахрома полярного сияния. Словно невидимая гигантская небесная рука играла цветной занавесью, то расправляя ее, как бы желая застлать все небо, то свертывая в разноцветные складки с блестками ярких звезд. Узкий серп нарождающейся луны застыл в немом восхищении перед красотой ночного неба.
Голоса четко звучали в стылом ночном воздухе. Во всем чувствовалось ожидание радостного события, и оттого, что люди знали, что их ждет завтра, предстоящая радость становилась уже сегодняшней.
Торвагыргынцы остановились на улице, любуясь полярным сиянием.
– Ради одного такого зрелища стоило ехать на Север, – задумчиво сказал Геллерштейн.
– А знаете, чем прекрасно северное небо? – спросил Праву, охваченный восторгом. – Смотрите, каждую секунду окраска меняется, сияние словно дышит, волнуется и никогда не повторяется.
Можно было бесконечно любоваться полярным сиянием, но мороз погнал людей в дом. В двух классах на пол были настланы пушистые оленьи шкуры.
Из своей комнаты вышел Валентин Александрович и заботливо помог Елизавете Андреевне снять шубу.
– Я приготовил чай, – сказал он.
– Сейчас, – ответила Елизавета Андреевна. – Только посмотрю, как люди устроились.
Валентин Александрович отнес шубу в свою комнату.
Ринтыгегин выразительно посмотрел на Праву. Праву понимающе кивнул:
– Я, пожалуй, пойду спать.
Наташа протянула руку и так посмотрела ему в глаза, что у Праву зашлось сердце.
– Спокойной ночи, Наташа, – сказал он и поспешно вышел на улицу.
На крыльце он глубоко вздохнул. Холодный воздух больно кольнул горло. Один за другим затихали голоса, гасли костры и светильники.
Праву шел к яранге Коравье и злился на себя. Почему он не умеет быть самим собой? Ему так хотелось остаться с Наташей, потеплее попрощаться, а он чуть ли не выдернул руку из ее руки… Может быть, он боится еще раз ошибиться в своем чувстве?.. Пойти к ней и сказать прямо? Подойти и сказать: Наташа, я тебя люблю…
Собрание жителей стойбища Локэ проводили в школьном здании. Ни одна яранга, даже самая большая, не смогла бы вместить всех желающих.
Ринтытегин составил план проведения собрания и вслух прочитал его.
– Замечаний не будет? – спросил он.
Елизавета Андреевна с сомнением покачала головой:
– Мы-то согласны, а примут ли жители стойбища участие в мероприятиях, которые вы наметили?
– Примут, – уверенно сказал Коравье. – Я им разъясню.
– Надеюсь, что призы пойдут за счет колхоза? – спросил Ринтытегин.
– Что же делать, – махнула рукой Елизавета Андреевна. – Раз такое дело, придется раскошелиться. Они же теперь почти что наши.
Ринтытегин подмигнул Праву и шепнул:
– Не иначе как помирилась с мужем.
Ждали трактор с товарами из торвагыргынского магазина. Деньги отпустил колхоз.
– Надо разъяснить людям, что такое деньги, – сказал Ринтытегин. – Пусть на собрании об этом скажет Коравье.
Коравье попросил Праву:
– Пусть мне кто-нибудь расскажет, что такое деньги.
– Ты разве не знаешь? – удивился Праву.
– Немного знаю, но надо по-научному.
– Скажи, как сам понимаешь. Стой рядом с продавцом, помогай ему и покупателям.
– Хорошо, – со вздохом согласился Коравье, как будто ему предложили нести на себе тяжкий груз.
Пришел Инэнли. В нарядной кухлянке, расшитой белым и черным оленьим волосом по подолу. На спине болтался изящный малахай, отороченный росомашьим мехом. Тонкие штаны волосом внутрь плотно облегали его стройные ноги, обутые в белые оленьи торбаза.
– Я сказал всем, кто желает принять участие в состязании, – сообщил он. – Просят только отдельно устроить гонки и бега, не в одно время. Многие хотят попытать счастья и на гонках, и в бегах.
Между тем около школы собралась толпа, хотя до начала еще было далеко. Чтобы не скучать, юноши устроили прыжки в длину на снегу, а ребятишки ловили арканом оленьи рога. Зрители возгласами подбадривали прыгунов, а наиболее бойкие из стариков сами становились в ряд. Кто-то принес пастуший посох и утиное крыло. Посох воткнули в снег, крыло привязали к нему довольно высоко от земли. Нужно было прыгнуть так, чтобы сдвинутыми носками достать до утиного крыла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103