Исход разбирательства был практически предрешен.Как и судьба дальнейшего расследования.За те четыре часа, что Рыбаков провел один на один с томами уголовного дела, он успел поработать на славу. В его умелых руках документы приобрели совершенно непотребный для понимания вид и напоминали выдержки из «потока сознания» какого-нибудь пишущего пациента психиатрического стационара.Растворитель, бритвенное лезвие и жесткая стирательная резинка убрали с листов протоколов «ненужные» подписи свидетелей, даты проведения следственных действий и фамилии потерпевших, места которых заняли совершенно иные цифры и буквы. Так, за помершего заявителя Пылкина зачем-то расписалась следователь Панаренко, вместо двухтысячного года образовались тысяча девятьсот девяносто первый и тысяча восемьсот двенадцатый, свидетели переехали из Санкт-Петербурга кто в Жмеринку, кто в Бердичев, кто в Мариуполь, а кто и в Париж, сменив также улицы проживания, телефоны и, главное, фамилии, часть фраз в протоколах и экспертных заключениях оказались густо замазанной белой нитрокраской, многие глаголы органично обзавелись отрицательной частицей «не» — «не видел», «не знаю», «не встречался», «не разговаривал»...Вернуть уголовному делу номер 390229 первозданный вид было уже невозможно. Краска въелась в бумагу, а растворенные этилом чернила исчезли без следа. Плюс ко всему этому безобразию «кто-то» подменил приложенные к первому тому паспорта Клюгенштейна и Печенкина на паспорта неизвестных следствию людей. Случайно найденные на улице документы двух жителей Киева давно валялись в заначке у Рыбакова и пришлись очень кстати.Антифашист предлагал усугубить эффект и залить страницы дела суперклеем, превратив картонные папки в монолитные блоки, но Денис быстро пресек поползновения братка, объяснив, что это вызовет ненужные подозрения. А так материалы внешне производили впечатление обычных следственных документов, и лишь прочтение их приводило к выводу об умственной неполноценности розыскной бригады.Антифашист вздохнул, но с доводами осторожного Рыбакова согласился.Теперь оставалось только ждать, когда судья соизволит назначить число и время слушаний. В камеру Глюку переслали список «фальсификаций», на основе которого тот должен был написать пространное заявление от лица «несправедливо задержанного» гражданина.Судебное разбирательство обещало быть довольно веселым для братанского коллектива и зело неожиданным для гордых своим успехом индивидов из прокуратуры и ГУВД...— Милый, — Ксения, разгадывавшая кроссворд, отвлекла Дениса от процессуально-диверсионных размышлений. — Какой самый быстрый сухопутный зверь на свете?— Чеченец на «порше», — быстро ответил Рыбаков. — А сколько букв? * * * Альберт Песков недовольно оглядел столпившихся у стола единомышленников и помешал детским совочком серый порошок в мешке.За те дни, что пластиковая упаковка «аммиачной селитры» провела у него в дворницкой, он насквозь пропах тяжелым гнилостно-мясным духом и теперь от него шарахались даже привычные ко многому коллеги по ДЭЗу. А помыться в бане Альберту в голову не приходило.Процесс создания бомбы, должной покончить с торчащей в парке латунной отрыжкой тоталитаризма, подошел примерно к середине. Из украденных Пифией проводов, реле и парочки батареек был изготовлен взрыватель, Альберт сколотил из криво напиленных обрезков древесностружечной плиты ящик, куда надо было насыпать основное взрывчатое вещество, Стульчак приволокла из дому старенький электронный будильник, Старовойтов внес свой вклад в виде мешочка дымного пороха. Порох предполагалось поместить в герметичную жестяную банку, куда от детонатора вели два проводка, соединенные между собой тонкой вольфрамовой нитью из разбитой лампочки. Лампочку Резван выкрутил в своем подъезде. По замыслу террористов-либералов, электрический ток от взрывателя должен был разогреть вольфрамовую нить, от нее занялся бы порох, взрыв которого послужил бы началом детонации пятидесяти килограммов селитры. Мощность бомбы была достаточной для того, чтобы куски Ильича разлетелись в радиусе полукилометра.О возможных жертвах среди гуляющих в парке людей и жителей окрестных домов демократы-подрывники не подумали. Вернее, посчитали этот вопрос несущественным. Гротесковый памятник вождю мировой революции стоил того, чтобы наплевать на десяток-другой покалеченных мамаш, фланирующих с колясками по аллеям вместо того, чтобы митинговать у загаженной голубями статуи и требовать ее немедленного сноса.— А чо, если усилить эффект газовым баллоном? — неожиданно предложил Старовойтов, наматывая на палец провод от взрывателя.У Стульчак и Пифии загорелись глаза.— Точно! — Резван стукнул кулаком по столу. — Вокруг все выжжет!— А зачем? — не понял Песков.— Ну-у... — Старовойтов почмокал толстыми сальными губами. — Не помешает...— Там рядом кафе, — быстро затараторила Стульчак, — его черные держат... Азерботы, по-моему. Вот и им будет! Они, сволочи, ко мне приставали! Хотели затащить в подсобку! Но я им дала просраться! Всю обойму из газовика выпустила!Товарищи по борьбе с уважением посмотрели на прыщавую безработную повариху, чьи лицо и тело могли привлечь разве что такое же убогое существо, как сама Антонина.Хотя инцидент в кафе действительно имел место. Правда, все было не так, как рассказывала несостоявшаяся жертва. Пьяную Стульчак не затаскивали в подсобку с целью надругательства над ее девичьей честью, а наоборот — выкидывали на улицу, предварительно надавав по шее. Хозяева кафе были людьми с широкими взглядами и многое позволяли своим завсегдатаям, но поведение Антонины, устроившей стриптиз под льющуюся из радиоприемника песню «День Победы» и рухнувшей на чужой столик, переполнило чашу терпения выходцев с Закавказья.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100