ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
И хотя на Шпицбергенщине лагерей НКВД никогда не было, но предметов «архипелага ГУЛАГ» было там в достаточном количестве. Бесплатная экипировка, выдаваемая шахтерам, как нельзя лучше подходила для этого. Черные дубленые полушубки и допотопные ватники, черные цигейковые шапки, черные рукавицы на меху и черные валенки — разве они чем-то отличались от гулаговских?
И шахтеры пустились во все тяжкие, распродавая сначала избытки полярной одежды (износить за год полушубок, ватник или валенки было практически невозможно, а администрация исправно снабжала их новыми комплектами), а потом, исчерпав предназначенные к вывозу на материк запасы, приступили к реализации только что выданной, являясь на работу в чем попало. Сначала дирекция шахты, поверив некоторым шахтерским байкам о «пропаже» или «порче» одежды, досрочно выдавала комплект новой, но потом, убедившись в том, как быстро уменьшается на складе ворох полушубков и валенок, установила за ее выдачей жесткий контроль.
Но половина содержимого складов успела перекочевать в Лонгйербюен, а оттуда — в другие столицы мира. Слух о шпицбергенской гулаговщине распространился, судя по всему, по всей Европе. Когда в Баренцбург прибыла совместная шведско-норвежская группа журналистов, чтобы сделать репортаж о жизни российских шахтеров, то первое, о чем они меня попросили, — это попытаться достать «зэковский» полушубок или, на худой конец, шапку и валенки. С трудом мы отыскали валенки, которые пошли за сто крон. Обе высокие договаривающиеся стороны сделки остались ею весьма довольны.
Думается, пока на архипелаге будут туристы, до тех пор и будет процветать там «чейндж». Согласно тенденциям, наблюдаемым в развитии современного мирового туризма, количество путешествующих будет только повышаться.
А на Шпицбергене их всегда будет больше, чем самих «чейнджовщиков».
Жизнь консульская и резидентурская
…Разведчики гордятся, может быть, получают удовольствие от возможности создания своего тайного «Я» и иногда уходят из жизни, так до конца и не осознав, что же в действительности они собой представляют.
Ким Филби
Не успел я протереть глаза от первого на шпицбергенской земле сна, как с ходу пришлось окунаться в полярные будни. В консульство явился запорошенный снегом молодой норвежец и попросил оказать срочную помощь в транспортировке своего товарища до баренц-бургской больницы. Они шли на снегоходах из Лонгй-ербюена в Баренцбург, и на подходе к мысу Хеер их застал мощный «заряд». Один из снегоходов потерял ориентацию и свалился в каньон, в результате чего товарищ получил перелом ноги.
Мы тут же связались с нашим хирургом, и через десять минут он, тепло одетый, стоял в вестибюле консульства. Помощь норвежцу была оказана, его прооперировали в нашей больнице, и через некоторое время он выздоровел и был выписан домной.
Это ЧП неприятно напомнило нам о нашей неподготовленности к таким событиям и о том, что парк наших снегоходов требовал срочного ремонта. Предыдущая смена наших товарищей довела их до плачевного состояния, потому что пользовались бензином с октановым числом 76 вместо 95. Экономя на валюте (в Баренцбурге был только 76-й бензин) испортила все двигатели, так что в строю остался всего один снегоход «Ямаха», да и то весьма условно. С этого я и начал свою деятельность на Шпицбергене в качестве резидента КГБ.
С первых же дней своей работы в консульстве я попытался ввести в резидентуре такой же режим дня, которого придерживаются во всем мире: выход на рабочие места в 9.00, работа с документами, беседы, обмен мнениями, постановка задач, перерыв на обед и послеобеденная работа в «поле».
Мои подчиненные как-то нехотя согласились с моим предложением перейти на такой распорядок дня, но возражать не стали. Где-то в уголках их глаз я прочитал: «Давай-давай, усердствуй. Посмотрим, что „запоешь“ через месяц-два».
И действительно, месяц мы как-то продержались, хотя некоторые сотрудники по уважительным причинам частенько запаздывали-таки с утра, а потом ходили по кабинетам как сонные мухи. Когда я спрашивал их, в чем дело, то они, как правило, отвечали, что поздно легли спать.
— Так в чем же дело? — спрашивал я. — Ложитесь раньше.
— Не получается, Борис Николаевич.
Прошла неделя-другая, и я вдруг тоже стал обнаруживать в себе по утрам какую-то немоготу, характерную слабость в членах, легкую одышку. И чем дольше я жил в Баренцбурге, тем труднее становилось вставать с постели.
Я проконсультировался с консулом Еремеевым, и он «популярно» рассказал мне, что мой организм, по всей видимости, начал по-настоящему адаптироваться к «полярке». Вся слабость в чреслах объяснялась всего-навсего нехваткой на Шпицбергене кислорода. Поэтому, если на работе нет срочных или экстраординарных дел, рекомендуется лучше полежать в постели и не насиловать напрасно организм. Организм сам подскажет, когда ему можно выходить на работу.
Такое объяснение показалось мне весьма удобным извинением для нерадивых чиновников. Я припомнил, что сам Леонид Михайлович, вероятно следуя вышеописанной рекомендации, никогда не появлялся в служебных помещениях консульства раньше 12.00, а уж его-то организм должен был уже приспособиться к коварной «полярке»! Его супруга, подрабатывавшая в администрации рудника, рано уходила из дома, а он после длительных ночных сидений у камина со своей любимой бухгалтершей Натальей отсыпался и отлеживался в постели.
— И когда это состояние слабости исчезнет? — спросил я консула.
— Говорят, адаптация может длиться до двух лет.
— Так к этому времени истечет срок командировки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129
И шахтеры пустились во все тяжкие, распродавая сначала избытки полярной одежды (износить за год полушубок, ватник или валенки было практически невозможно, а администрация исправно снабжала их новыми комплектами), а потом, исчерпав предназначенные к вывозу на материк запасы, приступили к реализации только что выданной, являясь на работу в чем попало. Сначала дирекция шахты, поверив некоторым шахтерским байкам о «пропаже» или «порче» одежды, досрочно выдавала комплект новой, но потом, убедившись в том, как быстро уменьшается на складе ворох полушубков и валенок, установила за ее выдачей жесткий контроль.
Но половина содержимого складов успела перекочевать в Лонгйербюен, а оттуда — в другие столицы мира. Слух о шпицбергенской гулаговщине распространился, судя по всему, по всей Европе. Когда в Баренцбург прибыла совместная шведско-норвежская группа журналистов, чтобы сделать репортаж о жизни российских шахтеров, то первое, о чем они меня попросили, — это попытаться достать «зэковский» полушубок или, на худой конец, шапку и валенки. С трудом мы отыскали валенки, которые пошли за сто крон. Обе высокие договаривающиеся стороны сделки остались ею весьма довольны.
Думается, пока на архипелаге будут туристы, до тех пор и будет процветать там «чейндж». Согласно тенденциям, наблюдаемым в развитии современного мирового туризма, количество путешествующих будет только повышаться.
А на Шпицбергене их всегда будет больше, чем самих «чейнджовщиков».
Жизнь консульская и резидентурская
…Разведчики гордятся, может быть, получают удовольствие от возможности создания своего тайного «Я» и иногда уходят из жизни, так до конца и не осознав, что же в действительности они собой представляют.
Ким Филби
Не успел я протереть глаза от первого на шпицбергенской земле сна, как с ходу пришлось окунаться в полярные будни. В консульство явился запорошенный снегом молодой норвежец и попросил оказать срочную помощь в транспортировке своего товарища до баренц-бургской больницы. Они шли на снегоходах из Лонгй-ербюена в Баренцбург, и на подходе к мысу Хеер их застал мощный «заряд». Один из снегоходов потерял ориентацию и свалился в каньон, в результате чего товарищ получил перелом ноги.
Мы тут же связались с нашим хирургом, и через десять минут он, тепло одетый, стоял в вестибюле консульства. Помощь норвежцу была оказана, его прооперировали в нашей больнице, и через некоторое время он выздоровел и был выписан домной.
Это ЧП неприятно напомнило нам о нашей неподготовленности к таким событиям и о том, что парк наших снегоходов требовал срочного ремонта. Предыдущая смена наших товарищей довела их до плачевного состояния, потому что пользовались бензином с октановым числом 76 вместо 95. Экономя на валюте (в Баренцбурге был только 76-й бензин) испортила все двигатели, так что в строю остался всего один снегоход «Ямаха», да и то весьма условно. С этого я и начал свою деятельность на Шпицбергене в качестве резидента КГБ.
С первых же дней своей работы в консульстве я попытался ввести в резидентуре такой же режим дня, которого придерживаются во всем мире: выход на рабочие места в 9.00, работа с документами, беседы, обмен мнениями, постановка задач, перерыв на обед и послеобеденная работа в «поле».
Мои подчиненные как-то нехотя согласились с моим предложением перейти на такой распорядок дня, но возражать не стали. Где-то в уголках их глаз я прочитал: «Давай-давай, усердствуй. Посмотрим, что „запоешь“ через месяц-два».
И действительно, месяц мы как-то продержались, хотя некоторые сотрудники по уважительным причинам частенько запаздывали-таки с утра, а потом ходили по кабинетам как сонные мухи. Когда я спрашивал их, в чем дело, то они, как правило, отвечали, что поздно легли спать.
— Так в чем же дело? — спрашивал я. — Ложитесь раньше.
— Не получается, Борис Николаевич.
Прошла неделя-другая, и я вдруг тоже стал обнаруживать в себе по утрам какую-то немоготу, характерную слабость в членах, легкую одышку. И чем дольше я жил в Баренцбурге, тем труднее становилось вставать с постели.
Я проконсультировался с консулом Еремеевым, и он «популярно» рассказал мне, что мой организм, по всей видимости, начал по-настоящему адаптироваться к «полярке». Вся слабость в чреслах объяснялась всего-навсего нехваткой на Шпицбергене кислорода. Поэтому, если на работе нет срочных или экстраординарных дел, рекомендуется лучше полежать в постели и не насиловать напрасно организм. Организм сам подскажет, когда ему можно выходить на работу.
Такое объяснение показалось мне весьма удобным извинением для нерадивых чиновников. Я припомнил, что сам Леонид Михайлович, вероятно следуя вышеописанной рекомендации, никогда не появлялся в служебных помещениях консульства раньше 12.00, а уж его-то организм должен был уже приспособиться к коварной «полярке»! Его супруга, подрабатывавшая в администрации рудника, рано уходила из дома, а он после длительных ночных сидений у камина со своей любимой бухгалтершей Натальей отсыпался и отлеживался в постели.
— И когда это состояние слабости исчезнет? — спросил я консула.
— Говорят, адаптация может длиться до двух лет.
— Так к этому времени истечет срок командировки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129