Чтобы преодолеть отделяющие станцию поляков от поселков 250 километров, требуется много: и умение, и хладнокровие, и выдержка, не говоря уж о таких качествах, как смелость и способность к риску.
Зато залив Хорнсунд находится на пути миграции белых медведей, которые каждую весну отправляются с Шпицбергена в район острова Врангеля. Я. Кида рассказал, что они регистрируют в год до трехсот визитов этих белых хищников, и некоторые из них заканчиваются для полярников не всегда благополучно. Буквально накануне нашего приезда один из непрошеных гостей напал на сторожевого пса и разорвал его на части. Собаку не успели спустить с цепи, и потому медведю не составило большого труда расправиться с ней.
К нам присоединился начальник станции профессор Яцек Яня из Силезского университета, и за столом началась задушевная беседа. Нас угощают польскими деликатесами и настоящей «Выборовой». Потом просматриваем видеофильм, на котором запечатлен один из ночных визитов белого медведя на станцию.
Уезжать от новых друзей не хочется, но наши вертолетчики уже показывают на часы. По радио получен неблагоприятный прогноз погоды, и мы трогаемся в путь, чтобы избежать снежного заряда, надвигающегося со стороны Гренландского моря.
Встречи с учеными были довольно частыми, и мы старались не пропустить ни одной возможности общения с ними.
Изучать и разведывать на Шпицбергене есть что.
Ну взять хотя бы такое явление, как северное сияние. До сих пор природа сияния окончательно не изучена, и ученые не пришли к единому мнению относительно его происхождения и физики. Изучая заполярные феномены, ученые проникают в тайну материковых. Прикладные отрасли наук особенно перспективны в этом районе мира.
Не ошибусь, если предположу, что Шпицберген еще ждет своих исследователей.
Паломничество в Мекку будет продолжаться.
Хозяин архипелага
Я царь — я раб — я червь — я бог.
Г. Р. Державин
Снежный заряд, родившийся где-то в беспредельных просторах Ледовитого океана, со скоростью тридцати метров в секунду ворвался в Исфьорд, навалился всей своей мощью на его ледяное покрывало, вцепился в каждую неровность земной поверхности и трое суток не выпускал из своей мертвой хватки всю западную часть острова.
Снег забил доверху все каньоны, покрыл толстым слоем ступенчатые террасы горных кряжей и ледников, промерзшие почти до самого дна озера, уничтожил все или почти все признаки человеческого присутствия. Русские и норвежские постройки, дома, бараки, причалы, зимовья звероловов — жалкие потуги людей внести свои порядки в этот дикий край — скрылись под толстенным белым саваном, из-под которого кое-где пробивался то ли пар, то ли дымок, высовывались мачты радиоантенн, стрелы автокранов, торчали несуразные на их фоне трубы теплоцентралей. Редкие фонари электрического освещения придавали пейзажу еще более необжитый вид. Было очевидно, что «царь природы», стремясь расширить среду обитания, в неуемной гордыне явно переоценил свои силы, но, не желая признаваться в своем поражении, продолжал многовековой спор со стихией. Вот и теперь снежная шрапнель безжалостно подавила всякую человеческую активность, в буквальном и переносном смысле слова перехватила людям дыхание, не давая им даже носа высунуть наружу.
Но все в природе имеет свое начало и конец. Буран к концу третьих суток начал слабеть, небо стало понемногу расчищаться и приобретать подобие светло-голубого купола гигантского планетария, подсвеченного мириадами ярких звезд, напоминавших о единстве Вселенной. Высоко над землей холодными кисейно-рваными языками автогена побежали, то исчезая, то проявляясь, сполохи северного сияния. Полярная ночь достигла своего апогея и на третьем месяце погребального шествия безраздельно царствовала в загадочной тишине.
До полярного дня нужно было еще дожить.
…Старый шатун появился у поселка сразу после того, как улеглась метель. Приблизиться к подозрительному нагромождению кирпича и бетона его заставил голод. До этого он бродил в безуспешных поисках пищи по ледовым торосам фьорда Ван-Майен, потом перебрался через перевал земли Норденшельда и очутился в долине Гренфьорда. Он долго стоял на гребне горы, возвышавшейся над бывшей голландской факторией, где когда-то вытапливался и отправлялся в Амстердам китовый жир, а теперь жалким напоминанием об этом времени торчали полуразрушенные железобетонные опоры, вытягивал морду вниз, переминался с ноги на ногу, принюхиваясь к запаху человеческого жилья, пока наконец не решился медленно и осторожно спуститься вниз, оставляя за собой четкий разлапистый след.
Медведь был мудр и многоопытен, вся его сознательная жизнь прошла в окружении двуногих, непрошеных гостей в его заповедных когда-то угодьях. Ему не раз приходилось защищать от них свое исконное право на безраздельную власть. На его счету числилась не одна разодранная в клочья меховая шапка, а то и собака, эта презренная раба двуногого и хитрого существа, а бревенчатые зимовья, неизвестно кем и когда построенные, беспорядочно разбросанные по укромным местам шпицбергенского плоскогорья, помнили не один его опустошительный набег.
Поселок справа от медведя спал, не проявляя никаких признаков жизни. Ничего подозрительного он не обнаружил и со стороны обогатительной каменноугольной фабрики слева. Тихо и безмятежно было и около аккуратного бревенчатого домика и небольшого деревянного помоста, с которого поднимались или на который садились — он видел это несколько раз сам — шумные железные птицы. Находившийся прямо по курсу домик привлек его особое внимание, потому что оттуда доносились сладко-приторные запахи съестного, оставленного двуногими.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129