— Дети должны слушаться родителей, государь.— Но я же герцог, — сказал он, гордо выпятив грудь. — Очень важно, чтобы горожане увидели меня во всем величии.Я пригляделся к нему. Лицо его излучало решимость, предполагающую железную волю, которая вкупе с разумом могла оказаться весьма внушительной. Я склонил голову.— Как пожелаете, государь.Вдруг его плечи поникли.— Я не уверен, способен ли я на это, — прошептал он.— Исполнить роль?— Обе роли. Но роль герцога главнее. А я не могу даже заставить себя сесть в отцовское кресло. Оно принадлежало ему, а не мне.Я взглянул на парадное кресло, стоящее на возвышении.— Позвольте мне, государь, — сказал я.Он потрясенно смотрел, как я спокойно поднялся по ступенькам и вальяжно раскинулся в кресле.— Принесите-ка мне что-нибудь вкусненькое, Марк, — повелительно произнес я.Его охватила ярость.— Слезайте оттуда немедленно! — крикнул он.Я тут же вскочил и преклонил перед ним колено.— Слушаюсь, государь.Его гнев исчез так же внезапно, как и появился.— Зачем вы так поступили? — спросил он.— Когда я уселся в это кресло и приказал вам принести мне угощение, разве вы сделали это?— Естественно, нет.— А когда вы приказали мне слезть, разве я не послушался тут же?— Послушались, — медленно произнес он, и лицо его озарилось пониманием.Я похлопал его по плечу.— Само кресло не дает власти, государь. Власть принадлежит герцогу. А кресло — всего лишь удобный предмет мебели.Он взглянул на меня, потом перевел взгляд на кресло, поднялся по ступеням и сел в него.— Как я выгляжу? — спросил он.— Как герцог, — ответил я. — Как ваш отец прежде.Он улыбнулся, а я откланялся.Я направился в комнату Бобо. Он сел при моем появлении, и я уже хотел поговорить с ним, когда услышал звук шагов. Выглянув в коридор, я увидел стремительно приближающуюся Виолу.— Фесте, у меня есть разговор к вам, — отрывисто сказала она.— Мы с тобой завтра поболтаем, — сказал я Бобо.Он пожал плечами, а я отправился вслед за герцогиней в ее приемную, где она обернулась ко мне, сложив на груди руки.— Мой сын только что поведал мне, что намерен участвовать в рождественском представлении, — холодно сказала она. — И он сообщил мне, что это вы его надоумили.— Не совсем так, — возразил я. — Я просто посоветовал ему отстаивать свои права, как подобает его положению.— Когда мне потребуется ваш совет в деле воспитания моего ребенка, я попрошу его у вас, — сказала она. — Ему пока слишком опасно появляться на людях без защиты.— У него будет защита, — сказал я. — Я буду там. С ним ничего не случится.Занявшись пророчествами, я свалял изрядного дурака. ГЛАВА 15 Мы предписываем вам, брат мой, искоренить в ваших храмах обычай или, скорее, злоупотребление и разгул подобных зрелищ и позорных игрищ, дабы их нечистый дух не пятнал более честь церкви.Папа Иннокентий III, Cum Decorum О правилах приличия (лат.).

. — Возрадуемся! Возрадуемся все, ибо Владыка наш явился! — провозгласил епископ, и прихожане хором ответили ему: «Аллилуйя!»Он воздел вверх руки, подавая знак к началу церемонии. В задней части церкви распахнулись двери, и из них вывели осла под красным покрывалом, на спине которого сидел мальчик в белых чулках и хитоне.— Orentis partibus, Adventavit asinus, Pulcher et fortissmmus, Sarcinis aptissimus, Hez, Sir Asne, hez! — фальшиво заголосил хор, приветствуя и славословя осла.Прихожане подходили, чтобы прикоснуться к бокам ритуального животного и передать это прикосновение своим ближним на счастье.Осла подвели к алтарю, где неизбежно оказываются все ослы; мальчик спешился и повернулся к прихожанам. Набрав побольше воздуха в грудь, он чистейшим дискантом запел «Kyrie eleison» Господи помилуй» (греч .) — название и начальные слова молитвы о прощении грехов, исполняемой во время мессы.

, затягивая на целую вечность каждый звук и украшая мелодию такими пассажами, что, услышав его, зарыдал бы в благоговейном восторге сам Иувал «Имя брату его Иувал: он был отец всех играющих на гуслях и свирели» (Бытие, 4, 21).

, библейский творец музыки. Дьяконы вторили ему, продолжая хвалебные песнопения, а епископ встал за спиной мальчика и молитвенно воздел над ним руки. «Christe eleison», — пропел мальчик, и хор вновь заголосил вслед за ним, а подошедшие к епископу служки осторожно сняли с него праздничное облачение. «Kyrie eleison», — вновь тянул мальчик, пока его обряжали в это непомерно большое епископское облачение. Сам епископ снял митру со своей головы и поднял ее над мальчиком. «Christe eleison», — хором пропела эта парочка, и на последней ноте епископ возложил на мальчика свою митру, которая, не удержавшись на его маленькой голове, сползла вниз и полностью закрыла лицо.И тотчас зазвенели кимвалы, затрубили трубы, и хор разразился в высшей степени неблагозвучным гимном. Начался Праздник дураков.Из дверей вылетела толпа сатиров, трубя в бараньи рога, колотя по обтянутым козлиной кожей барабанам, выжимая дух из волынок и играя на разнообразных инструментах, которые только можно было соорудить из козлов или овец. Участники церемонии приукрасились ослиными и бычьими головами с рогами самых разных видов и форм. (Я заметил, что Александр вполне уместно нацепил маску слона.) Они врезались в толпу визжащих от смеха прихожан. Окропленные святой водой женщины стонали и подвывали, но, конечно, сегодня они оделись попроще, чем на рождественскую мессу. Мимо них проследовал гротескный персонаж с огромным пылающим носом, изображавший священника, который то и дело прикладывался к кувшину. Этот пьянчужка вертел своим гигантским обонятельным органом словно пращой, и какое бы вещество ни заставляло его пылать, зловоние оно издавало жуткое, что-то вроде вонючих опорок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80