Он машинально прочел заглавие.
— «Defence of Polygamy by a Lady of Utah», — сказала Сара Пратт. — Прекрасно, защита многоженства. Та, кто написала это, не дура и не сумасшедшая. Это моя кузина, Белинда Пратт, умнейшая особа. В ее брошюре вы найдете массу побудительных причин, по которым разумная женщина может желать установления многоженства.
— Прочту, даю вам слово, — сказал Гуинетт. — Мы должны все читать.
— Сойдем, — сказала она. — Нас будут ждать.
На пороге они оба одновременно остановились.
— Сара, — шепнул Гуинетт.
Она держала руку на щеколде. Она была бледна и взглянула на него горестно-вопросительным взглядом.
— Сестра моя Сара — ведь вы позволите, чтобы я называл вас Сарою, — не правда ли?
Он дрожал. Он разом платил выкуп за все поддельные волнения.
— Что вы? — спросила она.
— Разрешите вы мне поцеловать вас? — умоляюще спросил он.
Она совершенно просто подставила ему свой лоб.
Глава четвертая
Отец д’Экзиль проснулся в понедельник утром в очень веселом расположении духа. Часов в девять он, с улыбкой на устах, видел, как уехали кататься верхом Аннабель и Рэтледж. Около одиннадцати часов он слышал, как они вернулись. Около полудня он стал обнаруживать некоторые признаки нетерпения.
«Еще, пожалуй, это животное надует меня!» — ворчал он.
Но несколько страниц «Слов Верующего», которые он прочел, чтобы подавить свою нервность и попасть на случай в тон, только усилили его беспокойство.
В четверть первого беспокойство его исчезло.
Кориолан вошел в его комнату.
— Внизу ожидает господина аббата господин священник в сюртуке.
— А! — сказал патер, — вот очаровательный человек, и притом человек слова! Куда ты дел его?
— Я провел их в столовую.
— Сейчас иду туда.
Как люди, заранее собирающиеся на поезд, опаздывают, так опоздал и он. Прошло добрых две минуты, пока он придумывал фразу, которою иезуит может сердечно приветствовать методистского пастора.
Наконец он спустился вниз. С утра он не выходил сегодня, и на ногах у него были еще его старые мягкие фетровые туфли.
«Эге-ге!» — пробормотал он, придя в столовую и остановившись на пороге двери, противоположной той, через которую ввели туда преподобного.
Тот стоял к нему спиною. Он был весь в черном и стоял у буфета. Отец д’Экзиль видел, как он брал в руки одно за другим то кофейник, то серебряный судок, то компотник из позолоченного серебра, как он взвешивал их в руке, разглядывал, поворачивал, словно для того чтобы увидеть штемпель.
— Здравствуйте, дорогой господин Гуинетт, — сказал иезуит.
Тот не вздрогнул. Степенно поставил он на буфет компотник, последнее, что он разглядывал.
— Здравствуйте, господин аббат.
— Вы, кажется, очень интересуетесь ювелирными изделиями, — любезно сказал отец д’Экзиль.
— Мой дед, — ответил пастор, — имя которого я ношу, был ювелиром в Балтиморе. Я очень мало смыслю в золоте и серебре. Достаточно, однако, чтобы знать, что это вещи очень высокой ценности. Какая жалость, господин аббат, какая жалость!
Он снова взял компотник в руки.
— В этой вот излишней посудине серебра столько, что на него могла бы два года существовать честная семья. Нет! Богатые или очень виновны, или очень легкомысленны.
— О! — весело сказал отец д’Экзиль, — подумаем и о тех, кто делает эту излишнюю посуду. Наверное, на скромный барыш вашего дедушки, вырученный им от продажи нескольких ком-потников в этом роде, вы получили образование, другой предмет роскоши, которым и пользуетесь во славу Господа нашего.
— Мой дед, сударь, умер бедняком, — сухо ответил Гуинетт.
Он снисходительно поклонился: в комнату вошла Аннабель. Иезуит представил их друг другу.
— Пойдем, посидим под верандой, хотите? — спросила молодая женщина.
Все вышли, она впереди. Пастор окинул ее быстрым взглядом, удивившим отца д’Экзиля. Он улыбнулся. Взгляд Гуинетта выражал восхищение, и иезуит почувствовал себя как бы польщенным этим.
На террасе курил Рэтледж. Он должен был ожидать появления преподобного, и тем не менее покраснел и со смущением пожал покровительственно протянутую ему руку.
— Получили ли вы письмо от миссис Рэтледж, вашей матушки? — осведомился пастор.
— Вчера я получил письмо, — уклончиво ответил молодой человек.
— И от мисс Маргарет, вашей сестрицы?
— И от нее получил письмо, — сказал Рэтледж.
И не без поспешности он заговорил о другом.
Еще не сели за стол, а уже все чувствовали себя очень неловко. Отец д’Экзиль с удовольствием констатировал, что нисколько не ошибся в этом отношении насчет способностей своего гостя.
«Она скучает, — говорил он самому себе, глядя на Аннабель. — А как она сердита на своего хорошенького лейтенантика за то, что он, как девчонка, оробел при этой скуфье. Ах! она не кончила...»
Отец д’Экзиль был неумолим. Едва подали первое блюдо, как он завел разговор об Эмерсоне. У него была двойная цель: прежде всего вывести из терпения Аннабель, не переносившую всего, что близко ли, далеко ли напоминало проповедь, а затем — отомстить Гуинетту за маленький перевес, который тот имел над ним накануне, на берегу Иордана, когда они спорили об Игнатии, о Франциске-Ксаверии и о Бобадилле.
Он в полной мере достиг того, чего хотел. Перед удивленным и все одобрявшим Гуинеттом он прочел целую лекцию о «Доверься самому себе» опасного американского мистика. Он закончил сравнением с Фенелоном и восторженно процитировал обаятельный отрывок:
«Что могли бы сказать мне Кальвин или Сведенборг, когда я весь горю чистой любовью и проникнут глубоким смирением? Основанная на авторитете вера — это уже не вера... Откуда же этот культ прошлого?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61