— Не имеете ли, господа, что-нибудь сказать мне? Хорошо. Можете идти.
Офицеры разошлись по баракам.
Вернувшись к себе, Рэтледж увидел письмо на столе. Он совсем забыл о нем. Вскрыл. По мере того как он читал его, большое волнение отражалось на его лице. Справедливость требует сказать, что он ни секунды не колебался. Не прошло и пяти минут, как он снова был в приемном зале у генерала.
Капитан Ван-Влит один разбирал бумаги.
— Что вам угодно, лейтенант?
— Я хочу говорить с генералом.
Капитан Ван-Влит, немного удивленный, взглянул на него.
Рэтледж был бледен.
— Я передам вашу просьбу.
Через минуту Ван-Влит вернулся.
— Генерал занят. Он поручил мне...
— Капитан, — пробормотал Рэтледж, — это конфиденциально.
— Г... черт! — сказал Ван-Влит. — Попытаюсь еще раз. Но вы видели его сейчас: он не в очень-то радужном настроении. Если мне не удастся, пожалуйста, не сердитесь на меня. А если удастся, берегитесь!
Из-за досок перегородки Рэтледж услышал крепкое словцо, которым была охарактеризована его настойчивость. Но он, Рэтледж, был порядочный офицер. Он ничего не слышал.
— Войдите, — сказал, вернувшись, Ван-Влит.
И он осторожно оставил их одних, словно сторож, впустивший ягненка в клетку льва.
Насторожившись, Рэтледж остался на том месте, на котором покинул его Ван-Влит. Генерал гневно подошел к нему.
— Чего вы хотите?
— Генерал...
— Почему вы не сказали мне этого при подаче рапорта? Я, кажется, спросил вас, как всегда, нет ли каких-либо заявлений?
— Я не знал еще тогда содержания этого письма, генерал.
Джонстон протянул руку. Рэтледж отвел свою.
— Лейтенант, у меня вовсе не было намерения узнать тайну вашей переписки, — сухо сказал генерал. — Повторяю: чего вы хотите. И живо!
— Генерал, — сказал дрожащий Рэтледж, — я хотел просить об отпуске на сорок восемь часов.
Генерал с изумлением посмотрел на него. За пять месяцев, что армия стояла в Сидер-Уэлли, к нему впервые обратились с подобной просьбой.
— Отпуск на сорок восемь часов! — повторил он.
— Да, генерал.
— Признаюсь, я не могу понять причины вашей просьбы, — сказал, не сводя с него глаз, Джонстон. — Сорок восемь часов! Если вы хотите поохотиться за дикими утками на берегу озера Тумпаногое, то это слишком много времени. А если вы хотите пображничать в городе Соленого Озера, то, по-моему, времени маловато.
— Сорока восьми часов мне хватит, — скромно сказал Рэтледж.
— В таком случае, — сказал Джонстон, — я должен прийти к заключению, что вы хотите поехать в Салт-Лэйк-Сити?
— Я в самом деле хочу отправиться в Салт-Лэйк, — краснея, сказал Рэтледж. — Но, с вашего разрешения, я выставлю не ту причину...
— Вот опять! — сказал Джонстон, ударив кулаком по столу. — О чем вы думаете, честное слово! Ведь вы отлично знаете, что ни один военный не имеет права показаться в этом проклятом городе, разве только по делам службы, строго обозначенным. Вы знаете дальше, что я вовсе не желаю доставить господину губернатору Каммингу случай наделать мне неприятностей. Вы все это знаете. И тем не менее вы просите, с прямо поражающим меня спокойствием, — чего? Отпуска в Соленое Озеро! Не будете ли вы так добры, не изложите ли мне мотивы, которые заставляют вас обратиться ко мне со столь смешной просьбой.
Рэтледж протянул генералу письмо Аннабели. Джонстон хотел было оттолкнуть его, но взор его упал на расстроенное лицо молодого человека. Он подавил восклицание изумления и взял письмо.
По мере того как он читал, выражение лица его менялось, но все время отражало сильнейшее негодование.
— Кто эта несчастная женщина, умоляющая так о помощи? — спросил он, кончив чтение и возвратив письмо Рэтледжу.
— Миссис Ли, генерал, — прошептал лейтенант.
— Миссис Аннабель Ли?
— Да.
— Миссис Ли, — еще раз повторил Джонстон. — Возможно ли это! Какая гнусность!
И он с глубоким состраданием всплеснул руками. В офицерской столовой Сидер-Уэлли не забыли кроткого облика маленькой хорошенькой белокурой амазонки.
— Какая гнусность! — еще раз тихим голосом сказал генерал.
И глаза его внезапно приняли такое гневное выражение, что Рэтледж испугался.
Джонстон шагал большими шагами по комнате, держа руки за спиною.
— Ах канальи! канальи! — не переставая, твердил он.
К Рэтледжу он подошел, немного успокоившись.
— Вы — честный солдат, — сказал он, — и я вам очень благодарен за то, что вы доверились мне. Вы знаете, что я не выдам — и по лицу его промелькнула светлая улыбка — того, что в нашем разговоре похоже на признание. Но что касается остального. А... а! что касается остального... — и он сильно ударил кулаком по столу — это дело превышает ваши силы, дружок мой. Это вы не отпуск получите, вы получите миссию. Капитан Ван-Влит!
Ван-Влит чуть в обморок не упал от удивления, увидев, что генерал горячо пожимает руку Рэтледжа.
Джонстон быстро рассказал все капитану и даже не дал ему возможности разделить с ним свое негодование. Ван-Влит был принят на вилле, и питал к Аннабели чувство благодарности, к которому некогда примешивалось другое чувство.
— Негодяи! — сказал он, кончив письмо.
— Негодяи, нет, — сказал Джонстон, — канальи! Я счастлив, Ван-Влит, что и вы, наконец, разделяете мое мнение о Камминге.
— Я имел в виду мормонов, — сказал капитан.
— Я всех их валю в одну кучу, — кричал Джонстон. — Мне, ей-богу, жаль вас, капитан. Подумайте: ведь прежде чем обратиться к нам, прежде чем осмелиться послать Рэтледжу это письмо, которое могло погубить ее, несчастная должна была обратиться к мистеру Каммингу, который был принят у нее и хорошо знает, что она сделала для наших соотечественников.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61