Должен буду шаркать ножкой в гостиной Хардинга, словно пай-мальчик. Нет, Гарри, это не по мне. Извини, я понимаю, ты действительно хочешь мне помочь, но…
Гарри Уордлоу стал рассматривать абсолютно белый потолок, чтобы друг не увидел отчаяние в его взгляде. Он сделал все, что мог, но потерпел поражение.
И в тот самый момент, когда Гарри смирился с неудачей, Чарльз неожиданно сдался:
– О'кей, о'кей! Будь по-твоему, только перестань меня пилить.
– Прекрасно! Ты не пожалеешь об этом! – воскликнул Гарри.
– Как ты собирался провести вечер? – спросил Чарльз, словно инстинктивно уходя от неприятной для него темы.
– Никаких планов. В этом-то вся прелесть, когда я у тебя. Почитаю у камина. Потом, наверное, лягу.
– А я, может быть, съезжу в «Гасиенду-Инн». Не хочешь со мной?
– Нет, пожалуй, не поеду. Как там обстоят дела? Я слышал от моих знакомых восторженные отзывы. Когда я хвастаюсь, что знаком с тобой, они говорят, ты никогда там не бываешь.
– Я предпочитаю появляться и исчезать незаметно. Пропущу стаканчик в баре, послушаю разговоры постояльцев, пройдусь по этажам и узнаю гораздо больше, чем во время запланированной проверки, к которой тщательно готовится администрация отеля.
Чарльз вспомнил те времена, когда «Гасиенда-Инн» была ранчо-призраком, покинутым своими обитателями. Оно было построено еще его прабабкой на северной границе земельного владения Фордов, неподалеку от Санта-Фе, но после ее смерти пришло в упадок. Мальчику это место казалось загадочной, таинственной страной: днем там можно было играть и дурачиться, а когда на пустыню опускались сумерки, душа уходила в пятки от гнетущей боязни столкнуться с призраками. Маленький Чарльз обследовал тогда каждый дюйм этих глинобитных развалин. Конечно, не обошлось и без неприятностей. Он и наступал на ржавый гвоздь в разломанном загоне для скота, и застревал в печной трубе, и растягивал лодыжку, упав с прогнившей крыши. Но сейчас ему вспоминалась не боль, а то сладостное ощущение далекой страны беспечного детства, когда чувства выражались незамысловато и просто: то слезами, то вспышками гнева или раскатистым хохотом.
В течение многих лет его не оставляла в покое одна из ведущих фирм по строительству гостиничных комплексов, специализирующаяся на небольших комфортабельных отелях. Она хотела купить у него это ранчо, переоборудовать его, рядом возвести курортный комплекс и два года назад уступила ему решающее право вето на любой план строительства. Когда Чарльз ознакомился с чертежами, те произвели на него такое сильное впечатление, что он продал землю этой фирме и инвестировал в проект часть своих собственных денег.
Последние несколько месяцев после смерти Розы Чарльз был безутешен и не мог писать, но, безотчетно пытаясь найти спасение хоть в каком-нибудь занятии, начал было активно интересоваться «Гасиендой-Инн», однако теперь приезжать туда он стал реже.
Чарльз встал.
– О'кей, Гарри, пойду-ка я, пожалуй. Если не дождешься меня и ляжешь спать, то увидимся за завтраком.
Он допил коньяк, Гарри – тоже. Чарльз подошел к раковине, вымыл бокалы и поставил их на место в шкафчик. Как ни странно, но ему стало немного легче. Возможно, разговор все-таки действительно помог.
В дом, расположенный на самом ранчо, они возвращались молча. Теперь все неуловимо изменилось. Появились планы, забрезжили надежды. Но, пожелав своему другу спокойной ночи, Чарльз никак не мог разобраться, отчего он так взволнован.
6
Сквозь прозрачный купол грязелечебницы щедро лились лучи яркого солнца. Лечебная грязь мягко облепила все тело Рейчел.
Запрокинув голову, она стала смотреть в безоблачное ярко-голубое небо, наблюдая за краснохвостым беркутом, высоко парящим в восходящих воздушных потоках. Она опустила глаза и посмотрела на пузырящуюся грязь, покрывавшую ее тело, а затем – на Тэссу, которая лежала рядом в точно такой же открытой, выложенной мозаичным кафелем ванне.
– Никак не пойму – то ли я умираю, то ли рождаюсь заново, – прошептала Рейчел. – Но как бы там ни было, я – в раю.
Тэсса повернулась к ней. Лицо ее было покрыто коркой засохшей грязи, поэтому смеяться она могла одними лишь глазами, горящими, словно угли на этой темной маске.
– Сло?ва невозможно произнести, не сломав эту корку, – нечленораздельно проговорила она.
К ним подошла служительница, внимательно наблюдая, нет ли признаков клаустрофобии – боязни замкнутого пространства, – появляющихся у некоторых пациентов в грязевых ваннах. Она погрузила в пузырящуюся массу термометр, затем вытерла его и посмотрела температуру.
– Девяносто восемь градусов, – проговорила она как бы про себя.
«Температура тела, – подумала Тэсса. – Не удивительно, что ощущение такое приятное». На лице кожа туго натянулась; все тело было скользким и влажным, но сама она ощущала прилив жизненных сил. Грязь плотно, но мягко облегала ее, словно лайковая перчатка. Она не ощущала ни рук, ни ног, ни внутренних органов, словно их совсем не существовало. Казалось, что тело ее словно отлетело куда-то прочь, а разум замкнулся исключительно на самом себе. «Я мыслю, следовательно, существую».
– Почему так приятно? – спросила Рейчел.
– Я читала об этом за завтраком. Все дело в минеральных солях, входящих в состав грязи. Она оказывает полезное воздействие на кожу лица. Высыхая, она растягивает мышцы и тем самым тонизирует их.
– Какие бы научные объяснения ни существовали, это не важно. Восхитительное ощущение, Тэсс.
– Открыли благотворное значение этой грязи индейцы племени пуэбло. Когда в пустыне шел дождь, глина превращалась в целебную грязь, которой они приписывали чудодейственные свойства.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128