Он закашлялся, пытаясь высвободить язык, в это время ремень поперек груди затянули, как подпругу, еще сильнее.
Его куда-то понесли, как ему показалось, трое. Кто-то должен был еще идти впереди — расчищать дорогу во избежание нежелательных встреч, с той же целью один человек мог следовать и позади. Крепкие, должно быть, парни: тащат его с такой легкостью, будто он — ручка от швабры. Больше всего Аркадий боялся задохнуться от паров керосина. В долгом плавании люди на судах привыкли собираться небольшими группами, чтобы нанюхаться паров бензина или керосина и таким образом отключиться от суровой действительности. В горле у него начинало першить.
Его могли просто кинуть вниз, на дно морозильной камеры, и тело его нескоро бы нашли. Так, может, то, что его избили, связали, заткнули ему рот — хороший признак? Никогда до этого его не похищали, ни разу за все то время, что он работал в прокуратуре; нюансов он не знал, но в любом случае было ясно, что убивать сразу, на месте, они не хотели. Может, это были люди из команды, разозленные невозможностью сойти на берег? Даже если они будут продолжать держать его в мешке, может, он сумеет опознать голос, пусть хоть кто-то шепнет слово.
Отнесли его недалеко. Раздался звук вращаемого маховика Аркадий не мог бы сказать, поворачивали ли несшие его люди налево или направо; может, они вернулись к морозильнику? Единственными на этой палубе дверьми с такими колесами были двери в морозильники.
Дверь раскрылась со звуком трескающегося льда. Из трубы паровоза пар вырывается клубами; из морозильника с температурой минус сорок внутри замороженный пар выползает нехотя, но Аркадий почувствовал его даже через мешок, начал извиваться червяком. Но слишком поздно. Его швырнули в камеру.
Ремень, стягивавший руки и грудь, от удара разорвался. Аркадий встал на ноги, но, прежде чем он успел сорвать с себя мешок, он услышал звук захлопнувшейся двери и вновь поворачиваемого маховика.
Он стоял на деревянном ящике. Избавившись от пропитанной керосином ветоши, он сделал вдох, и ледяной воздух обжег ему легкие. Это шутка. Ну конечно, это шутка. Из-под обшивки стен вниз струился белый, почти жидкий парок, сквозь промежутки между планками обшивки видны были трубы, покрытые смертоносным льдом. Вокруг обеих ног Аркадия клубилось по облаку белесого тумана. Он заметил, что волоски на тыльных сторонах ладоней встали дыбом и покрылись инеем. Срывавшееся с губ дыхание тут же превращалось в облачко крошечных кристалликов, которые с тихим шорохом падали вниз.
Аркадий протянул руку к маховику двери, но тут же отдернул ее — на таком морозе голая кожа так пристынет к металлу, что сил оторвать руку от колеса у него не хватит. Подняв мешок, он набросил его на маховик, схватился за него обеими руками и всей тяжестью тела попытался повернуть. Безрезультатно. Снаружи его явно удерживали, и у него не было ни малейшего шанса пересилить троих здоровых мужчин. Он закричал. От внешнего мира морозильная камера со всех сторон была изолирована десятисантиметровым слоем стекловаты. Даже дверь была ею подбита. Услышать его не мог никто, если только не стоял вплотную к двери. На протяжении прошлой недели часть замороженной рыбы переместили в кормовой холодильник, чтобы выправить крен судна, и если сейчас он находился в центральном холодильнике, то ни у кого даже повода не было, чтобы идти сюда. Высоко над головой, вне пределов досягаемости, находился ведущий на верхнюю палубу люк, тоже подбитый стекловатой, — не услышат его и там. Под ящиками, на которых он стоял, находилась еще одна переборка с люком, ведущим на нижнюю палубу. Но он не мог себе представить, как ему поднять два ящика, каждый весом в четверть тонны. На одном из ящиков валялся мятый, заскорузлый от холода кусок брезента. Он сбросил его, сквозь иней на ящике проступила надпись: МОРОЖЕНЫЙ ПАЛТУС — ПРОИЗВЕДЕНО В СССР. При всем трагизме ситуации от Аркадия не ускользнула некоторая комичность надписи.
Ветераны Севера знали все стадии замерзания человека. Аркадий дрожал; дрожь была хорошим признаком. В конвульсивной тряске тело еще сохраняло как-то свою температуру. Но она все-таки понижалась, примерно на градус каждые три минуты. Когда температура упадет на два градуса, дрожь прекратится, сердце замедлит перекачку крови в конечности и кожный покров, для того чтобы поддержать жизнедеятельность наиболее важных органов; именно это приводит к обморожениям. Когда же температура опустится на одиннадцать градусов, сердце прекратит работу, а сознание он потеряет еще до этого. В распоряжении Аркадия было минут пятнадцать.
Возникла новая проблема — он почувствовал первые классические признаки отравления: потемнение в глазах, слабость, позывы к рвоте. Все это он наблюдал у рыбаков, наглотавшихся бензиновых паров. Люди тогда начинали выть, как гиены, некоторые пытались лезть на стены. Аркадий разразился хохотом. Итак, он отправился в море, чтобы подохнуть в этом царстве льда? Здорово.
Он размахивал руками, как умалишенный. Ему приходилось работать на морозе — в подбитом ватой тулупе, валенках и меховом капюшоне. Теперь же его брюки и рукава украсились манжетами из густого, похожего на мех, инея. Аркадий покачнулся, стараясь сохранить равновесие и не провалиться в узкое пространство между ящиками: если бы это случилось, он бы ни за что не выбрался.
На уровне его груди находилась пластинка, прикрывавшая термопару-спираль из меди и константана. Ногтями он ничего с пластинкой поделать не мог — хорошая иллюстрация того правила, что рыбак и шагу не должен делать без ножа в кармане.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113