Молчание длилось так долго, что Аркадию показалось, будто Марчук не слышал вопроса. Что же касается женщин, то не он первый, не он и последний.
Когда капитан наконец заговорил, голос его прерывался от чувства отвращения к самому себе.
— Я скажу тебе почему. Два года назад я был капитаном на траулере в Японском море. Стояла ночь, погода отвратительная, ветер девяти баллов. Я вовсю старался выбрать план — меня только что сделали главным капитаном. В общем, я послал команду на палубу. И тут в борт ударила волна. Случается такое. Когда она проходит, ты пересчитываешь тех, кого не смыло. Мы не досчитались одного рыбака. Сапоги остались на палубе, а его и следа нет. Смыло? По сходням? Не знаю. Конечно, судно остановили, начали искать. Ночью, в волнах, в ледяной воде, он должен был погибнуть через несколько минут от переохлаждения организма. Или же хлебнул сразу столько, что прямиком отправился на дно. Больше мы его не видели. Я дал радиограмму в Управление флота во Владивосток, сообщил о гибели члена команды. Мне приказали продолжать поиски, а также обыскать судно на предмет пропажи спасательных жилетов, кругов и всего, что может плавать. Полдня мы утюжили воду во всех направлениях, всматриваясь в каждый пучок водорослей, люди обшарили все уголки траулера, пересчитали жилеты, буйки, бочонки. И только после того, как я доложил в Управление, что ничего не пропало, нам разрешили продолжить лов. Прямо мне никто ничего не сказал, но все было ясно и без слов: японский берег был от нас всего в двадцати морских милях. Для мудрых голов в Управлении не было ничего невозможного в том, что человек собирался стать перебежчиком, что он решил темной ночью в непогоду преодолеть вплавь двадцать миль ледяной воды. Какая чушь! И я должен был приказать его друзьям искать тело не для того, чтобы найти его, передать семье, похоронить по-человечески, а для того, чтобы убедиться в том, что он не бежал. Как будто мы все — зэки. Я был вынужден это сделать, но потом я дал себе слово, что никогда больше не отдам команду на милость Владивостока. Значит, Зина была не подарок? Так я — тоже. Вот ты и выясни, что произошло.
— Ради команды?
— Да.
— Далеко еще до Датч-Харбора?
— Десять часов.
— Если вы хотите сделать что-то для команды, разрешите им всем сойти на берег. За десять часов я ничего не узнаю.
— Я пошел на компромисс с Воловым, имея в виду тебя. Он все же первый помощник. Ты слышал, что он сказал.
— Но вы — капитан. Если вы захотите, чтобы ваша команда сошла на берег, вы сделаете это.
Марчук молчал. В губах вместо сигареты он держал уже обуглившийся фильтр.
— Продолжай искать, — выговорил он наконец. — Может, что-нибудь и найдешь.
По внешней лестнице Аркадий спустился с мостика. Снаружи Марчук казался прикованным к рулевому колесу.
Глава 16
Когда Аркадий добрался до своей каюты, его уже так трясло, что он решил принять радикальные меры. Взяв полотенце, он спустился на палубу ниже, в небольшую раздевалку, где по стенам висели крючки для одежды и плакатик: «Порядочный гражданин уважает собственность других». Под плакатиком от руки было написано: Денные вещи берите с собой».
С ножом, спрятанным в полотенце, Аркадий вошел в баньку. Для «Полярной звезды» банька была немыслимой роскошью. Оборудовала ее команда, и, хотя размерами банька была чуть больше телефонной будки, на ее отделку пошли настоящие кедровые доски. В углу — несколько крупных валунов, под которыми проходили трубы с горячим паром, ведерко и ковшик, тоже из кедра. В воздухе уже висел густой парок. С полка свисали две пары чьих-то ног, слишком тощих, чтобы принадлежать убийцам.
В московских Сандунах или в сибирской бане по-черному — какая разница — российский человек уверен, что нет лучшего средства от всех хвороб, чем хорошая банька. С помощью веника и пара излечиваются и простуды, и артриты, и нервные заболевания, а для похмелья банька — первое дело. На «Полярной звезде» она никогда не пустовала.
Поры Аркадия расширились, на лбу и груди выступили крупные капли пота. Хотя ноги и руки еще не совсем хорошо повиновались ему, сильно обморозиться он не успел. Как только он избавится от трясучки, мысли придут в порядок, голова заработает яснее.
Ковшиком Аркадий плеснул на валуны. Из серых они стали на мгновение черными, но тут же обсохли; горячий пар в помещении стал еще более плотным. На полу лежал березовый веник: им так здорово выгонять из себя излишки спиртного и всякие хвори, но Аркадий никогда не верил в целительность самоистязания, пусть даже и по рецепту врача.
— Собираешься что-нибудь брать в магазине? — донеслась до него сквозь пар английская фраза. Голос принадлежал Ланцу, наблюдателю от американцев. — К черту все, мы идем прямиком в Датч-Харбор. Другие посудины предпочитают ходить в Колумбию или Байю.
— Если только пиво, — ответил ему Дэй, странный тип.
— Не хочешь попробовать травки? Из трубки? Сильна штучка, моментально раскручивает.
— Ну уж спасибо.
— Боишься? Могу сделать тебе замес, выглядит, как обычная сигарета.
— Да я даже не курю. А потом, я собираюсь вернуться в колледж. Не хочу превращаться в наркомана здесь, на Юконе. Нет уж.
— Вот зануда, — проговорил Ланц, когда Дэй, выйдя из облака пара, скрылся за дверью.
Судя по звуку, Ланц высморкался в полотенце. Медленно сполз с полка. Он был кожа да кости, походя на бледную, с длинными конечностями саламандру.
— О, гляньте-ка, кто это подкрадывается тут к людям, чтобы подслушать. Ну что, Ренько, готовишься промотать свои доллары в Датч-Харборе?
— Не думаю, что сойду на берег.
— И никто не сойдет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113