Ветер снова ударил в паруса, пинас сменил галс. Не обращая внимания на обжигавший руки фал, юноша высвободил кливер. Пинас развернулся, волна приподняла его корму, и лодка, слегка наклонившись, полетела к берегу с изяществом выпущенного из пращи камня.Вдруг Эмиен вскинул голову, уловив в полумраке стремительное движение, а в следующий миг просвистевшее мимо мачты копье ударило в банку рядом с его коленом так, что полетели щепки.Эмиен вскочил.— Держи курс! — Татагрес перегнулась через планшир.Она замерла, будто носовая статуя на фоне светлой пены, прикоснулась к золотому обручу на шее и произнесла заклинание. По ее пальцам побежали яркие огни.Эмиен похолодел от страха. Он знал, что Татагрес только защищается, но колдовство пугало его. Магическое искусство хозяйки напомнило ему о собственном невежестве, и, полный ярости и стыда, Эмиен сосредоточился на том, в чем хорошо разбирался: стал поднимать главный парус. Тросы со свистом заскользили через такелажные кольца, наверху захлопала надутая ветром парусина. Юноша потянул румпель на себя, и тут пинас словно споткнулся о встречную волну. Полетели брызги, превращаясь у релингов в потоки пены, потом днище ударилось о дно с треском, от которого содрогнулась каждая доска корпуса. Эмиен бросил румпель и прыгнул за борт как раз в тот момент, когда над ними просвистело второе копье, нацеленное с убийственной точностью.Очутившись по пояс в бурной воде, юноша с силой толкнул пинас к берегу. В Эмиена полетело еще одно копье, но прежде чем оно попало в цель, Татагрес снова что-то выкрикнула, и это копье тоже исчезло во вспышке красного света; посыпались искры. Потом течение развернуло пинас, и Эмиен понял: несмотря на все его усилия, следующая волна перевернет лодку.Он крикнул, чтобы предупредить свою хозяйку. Татагрес, вскочив, по-кошачьи гибко прыгнула за борт и упала в кипящую воду как раз тогда, когда планшир вырвался у юноши из рук. В следующий миг пинас перевернулся, очередная волны с шумом ударила в правый борт, разнося лодку в щепы.Татагрес сорвала шарф, перехватывающий ее волосы; было видно, что она вне себя от злости.— Ступай на берег! — Она сунула шарф в руки Эмиена.Юноша вздрогнул, словно очнувшись от кошмара, на секунду встретился с женщиной глазами и увидел, как руны на золотом обруче, украшающем ее шею, пульсируют алым светом.Но Татагрес, отвернувшись, уже шла к берегу, и Эмиен бросился за ней, сжимая пахнущую озоном ткань. За его спиной волны приканчивали останки пинаса. Юноша прикусил губу, понимая, что теперь им никуда не деться с этого острова.Чувствуя себя порядком беззащитным, Эмиен упрямо брел по мелководью к берегу, где мог скрываться вооруженный до зубов враг. Он проклинал себя за то, что не обзавелся мечом; впрочем, если бы у него было оружие, вряд ли он сумел бы с ним управиться.Но Татагрес шагала так уверенно, словно у нее под ногами был ровный ковер, вполне полагаясь на свое магическое искусство. Она даже помедлила, ожидая, пока Эмиен ее догонит; высокомерно-уверенный вид женщины как будто бросал вызов тем, кто осмелился бы на них напасть.Когда Эмиен догнал хозяйку, берег был уже совсем близко, и у юноши захватило дух при виде величественных обледенелых скал. Он постарался скрыть свою тревогу, а Татагрес прошептала ему на ухо:— Что бы ни случилось, оставайся за моей спиной. Не выходи вперед, пока я не разберусь с дозорными. Ослушаешься — тебе же будет хуже, тогда я не смогу тебя защитить. Те, кто окажется передо мной, не выживут. Тебе ясно?Содрогнувшись, Эмиен молча кивнул. Охваченный смутным предчувствием беды, он смотрел, как колдунья выходит на берег. Она ступила на сухой песок, сбросила плащ и выпрямилась; ее распущенные волосы развевались по ветру, кожа сияла в лунном свете, как жемчуг. Эмиен жадно впился в хозяйку глазами и увидел, как она подняла голову и коснулась обруча на шее.Татагрес вдруг окружил туман, прозрачный, как легкий дымок от костра, и завихрился вокруг нее, сплетаясь нитями паутины. Скоро стройное тело Татагрес оказалось облачено в призрачный наряд, не скрывавший ее тела. Засевшие в укрытии дозорные не отрывали глаз от белоснежных плеч, груди и бедер колдуньи; Эмиен еле дышал. Хотя волшебство Татагрес не предназначалось для юноши, того бросило в жар, его лоб покрылся испариной. Стоя по колено в воде, он не сводил глаз с госпожи. Да, она устроила это представление только для того, чтобы расправиться с дозорными, но он ничего не мог поделать с охватившим его желанием. Его тело жаждало обладать Татагрес, в то время как душа рвалась на свободу, сознавая, насколько безжалостна колдунья, превратившая мужское восхищение женской красотой в орудие своей власти. Когда из укрытия в скалах выскочил первый дозорный, а за ним — второй, Эмиен сжал кулаки, по его щекам потекли слезы. Он беспомощно смотрел, как воин плашмя рухнул на песок, задергавшись в предсмертных судорогах, как тут же упал второй. Скоро все было кончено: два мертвых тела застыли на прибрежном песке, на который все так же неустанно накатывались волны.Эмиен наконец пришел в себя; дрожа, как от лютого мороза, шагнул вперед и опустился на колени на мелководье.Но Татагрес еще не кончила колдовать. Она подняла руки, на фоне темных дюн казавшиеся вырезанными из слоновой кости, и тихо, очень тихо прошептала заклинание. Эти слова пронзили Эмиена острой иглой почти нестерпимого желания. Желания — и сознания своего одиночества. Замершая на берегу женщина показалась Эмиену единственной в мире, но песня, полившаяся из уст Татагрес, была обращена не к нему. Отвергнутый юноша вскрикнул от боли, чувствуя во рту соленый вкус крови.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121