Нынешнее местоположение и предполагаемые действия – неизвестны.»
Никитин вздохнул и поставил точку.
Вот именно – неизвестны...

Глава XII.

Когда Иван встретился с Крестным и рассказал тому о перестрелке в квартире Лещинского, тот сразу сообразил, что события приняли характер открытых военных действий.
Во-первых, Лещинский, конечно, – тварь. Надо было его раздавить раньше.
Здесь Крестный ошибся. Он это честно признал, но легче от того не стало. Все, что знает о нем, Лещинский, без сомнения, выложит.
Хорошо, хоть, знает он немного. И главное, не знает, где искать Крестного.
Квартиру, где сидел диспетчер, через которого у Крестного обычно была связь с Лещинским, он распорядился законсервировать, человека оттуда вывести, установить за ней наблюдение.
Через полчаса после этого приказа Крестный выяснил, что опоздал. В квартире уже была засада. Посланный им человек, напоролся на нее, хоть и принимал меры предосторожности. Он был вынужден вступить в перестрелку и его расстреляли в подъезде, хотя явно намеревались захватить живьем. Следов диспетчера обнаружить не удалось, вероятно, он уже был на Лубянке.
Большего со стороны Лещинского вряд ли стоило опасаться, хотя, конечно, он мог догадываться, с кем именно Крестный был связан помимо него. Но догадки – это еще не доказательства.
Гораздо больше обеспокоил Крестного рассказ Ивана о том человеке, что сидел с Лещинским в его кабинете, когда туда вслед за китайской вазой влетел Иван и на мгновение успел зафиксировать лицо человека, сидящего в кресле у окна. Того самого, которого Иван толи ранил, толи убил. Сам Иван склонялся к мнению, что только ранил.
Описание Ивана слишком напоминало Крестному лицо полковника ФСБ Никитина. Старого специалиста по борьбе с терроризмом, а теперь – с организованной преступностью. Проблема была не в том, что Никитин обладал огромным опытом общения с террористами и обширнейшей информацией по этому вопросу. Опытных и информированных людей в ФСБ было навалом, и они Крестного мало беспокоили. Он и сам был не менее опытным и информированным.
Проблема заключалась в том, что по сведениям Крестного именно Никитин мог оказаться руководителем недавно созданной и строго засекреченной спецгруппы, носящей название «Белая стрела». Истинного ее назначения никто толком не знал, хотя слухи о ней ходили самые невероятные. Вплоть до того, что создана она для проведения террактов самим ФСБ.
Не знал целей, преследуемых «Белой стрелой» и Крестный. Но ее пристальное внимание к нему, а также особенно повышенное и, надо сказать, весьма опасное, внимание к Ивану, ему чрезвычайно не нравилось. Это грозило нарушить все его далеко идущие планы. Планы приходилось откладывать на неопределенный срок, как это ни было обидно для Крестного. Но прежде всего следовало разобраться с «Белой стрелой». Пока она не разобралась с Крестным.
– Ваня, сынок, поверь старому, ушлому вояке, – сказал Крестный Ивану, и тот не уловил и тени искусственности в его открытом тоне, каким Крестный разговаривал с Иваном, когда речь шла об особо важных вещах. – Для нас с тобой это теперь дело номер один. Если это «Белая стрела», если это Никитин, самый лучший вариант – отлежаться, как будто нет нас с тобой на свете. Я его слишком хорошо знаю. Он на Кубе такую штуку придумал – мы чуть было не начали Карибскую войну, как того и требовало задание, – чтобы поменять правящее семейство, а ведь молодой тогда еще был, зеленый... Рауля Кастро спасла случайность...
– Ты его знаешь? – спросил Иван.
– Знаю ли я его? – переспросил Крестный. – Лучше спроси – знаю ли я себя? Мы с ним погуляли не только в кабаках Сантьяго-де-Куба, но и в ресторанчиках Сантьяго-де-Чили, в борделях Танжера, в притонах Тайбэя, в публичных домах мексиканской Гвадалахары... Я когда-то был с ним вместе. А сейчас мы готовы убить друг друга...
Откровенничая сейчас с Иваном и сообщая ему о себе то, чего не знал уже практически никто из тех, кому он был известен как Крестный, он раскрывал только строго дозированную информацию, не позволяющую установить, кем же он был в прошлой жизни. Хотя, он не обманывал Ивана. Никитина он знал действительно хорошо и в самом деле когда-то вместе с ним работал. Ну, почти вместе. Но этого почти было достаточно, чтобы не сомневаться даже теперь, что Никитин – человек очень опасный.
– Почему он хочет меня убить? – перебил Крестного Иван.
– Не знаю, Ваня. Честное слово, не знаю. Где-то встал ты ему поперек дороги. Мы с тобой встали...
– Это твои дела, Крестный, – спокойно и безразлично сказал Иван. – Ты и разбирайся. Будет нужна моя помощь – найдешь. Я под пулями ходить привык.
– Нам, Ваня, остается только ждать. Он скоро на нас выйдет. Ждать и быть готовыми ответить...
Иван молча вышел.
Отвечать он был готов каждую секунду.
...На совещание к генералу Романовскому полковник пришел ровно через два дня без костылей, но с тросточкой, на которую тяжело опирался, хотя и пытался сохранить видимость непринужденности движений. Нога отчаянно болела, хотя и заживала как на собаке, не известно уж чем там медики ее нашпиговали.
– А вот и Никитин с раной пришел, – встретил возгласом его появление в своем кабинете Романовский. – Проходите, полковник, садитесь.
«Сам ты сраный,» – мысленно огрызнулся Никитин.
Он сел за длинный стол, обтянутый зеленым бархатом, огляделся. Лица за столом собрались все знакомые, традиционный состав еженедельного, так называемого, «неофициального» совещания у Романовского.
«Ну что, торги в разгаре?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60