Никого, никого он не может не тронуть. Погублена жизнь, разбита семья. Вследствие трагической случайности. Одной действительно трагической случайности. Случайности, злейшей превратности судьбы. Нет ничего необычного в том, – он отступил назад и быстро взглянул в сторону обвинителя, затем снова обратил спокойный взор на присяжных, – что, когда происходит несчастный случай, начинают действовать поспешно, ища виновника. Это даже можно понять. Но это не правосудие. Ваша задача, леди и джентльмены, вершить правосудие, даже при самых запутанных обстоятельствах.
В одно ужасное мгновение вечером 22 октября были разрушены четыре жизни. Да, четыре. Ибо жизнь Теда Уоринга была разбита точно так же, как и остальные. Мы собираемся показать, что в тот вечер, возвратившись домой, Тед Уоринг был далек от ярости и гнева, что у него на уме было лишь одно – воссоединиться со своей женой. Он любил ее, леди и джентльмены, как только можно любить того, с кем вместе жил, растил детей и с кем – да, да – пережил испытания. Некоторые из вас знают такую любовь. Если это так, вам повезло. И вы также поймете, что больше всего этот несчастный случай оказался несчастьем для Теда Уоринга.
В прошлом Теда Уоринга не известно ни единого факта применения физического насилия в каком бы то ни было виде. Единственный свидетель – запутавшаяся тринадцатилетняя девочка с таким обилием эмоциональных проблем, что даже в школе ей посоветовали понаблюдаться у психолога. Хорошая, но введенная в заблуждение девочка, растерянная от того, что родители разъехались, которая готова сказать и сделать что угодно, чтобы причинить боль отцу. Девочка, которая, возможно, чувствует себя виноватой в том, что в действительности именно ее действие нечаянно привело к гибели ее матери. Ибо Джулия Уоринг в тот вечер внезапно набросилась на своего отца и таким образом вызвала выстрел из ружья.
Нет, этот случай никому не придется по душе. Но я прошу вас еще раз тщательно разобраться и отыскать справедливость.
Фиск поклонился присяжным и вернулся за стол, где Тед сидел, горестно потупившись, как наказывал ему Фиск. Публика задвигалась, раздались шорохи, утробное урчание, чихание, языки чесались от невысказанных слов, просившихся на волю.
Судья Карразерс отставила стакан, куда она доливала воду и пила, пока произносились вступительные речи. Пять дней назад она бросила курить, и хотя вне зала судебных заседаний она привыкла набивать рот жевательными резинками, здесь это было бы явно неуместно. Она повернулась к присяжным.
– Леди и джентльмены, прошу прощения, но подошло время, когда я должна заслушать другое дело. Надеюсь, это не доставит вам неудобств, но наше заседание откладывается до завтрашнего утра.
Тед поднял глаза. Он встал с плохо скрываемым облегчением и, расправив плечи, нарочито спокойно двинулся по центральному проходу мимо Сэнди и Джона, мимо зевак, посторонних бездельников, изнывавших от любопытства, мимо завсегдатаев зала суда, мимо Питера Горрика, который был занят разговором с двумя репортерами, явившимися из другого города, и через тяжелые резные деревянные двери, сосредоточившись только на этом неожиданном подарке – свободный день, прежде чем процесс возобновится.
Джулия стояла на лестнице у входа в школу, одна среди тесных групп одноклассников, дожидаясь Эйли. Другие школьники, давно приученные к созданной ею оболочке одиночества (хотя она бы сказала, что это они создали ее, со своими кличками, и выдуманным языком, и тайными шуточками, и сдавленным смехом при ее появлении), тем не менее избегали ее даже больше, чем обычно, а она совершенно не замечала этого, ни на кого не смотрела. Раньше она часами стояла дома перед зеркалом в полный рост, отрабатывая неподвижность, непоколебимость. Лишь через пять минут она пошевелилась, перенеся вес тела с одной ноги на другую, перевесив ранец с одного плеча на другое.
Тед, сгорбясь в машине, видел, как она оглянулась на школу, потом посмотрела на свои большие черные пластмассовые часы. Он быстро открыл дверцу и заторопился к ней через улицу.
Но не успел он дойти до края тротуара, как другой человек, словно выскользнув ниоткуда, оказался рядом с ней.
Тед поспешно вернулся в машину, устроился на сиденье пониже и принялся ждать.
– Привет, Джулия.
Джулия с недоверием подняла глаза.
– Ты меня не помнишь, да?
– Может, и помню.
– Меня зовут Питер, Питер Горрик. Я работаю в «Кроникл» вместе с твоей тетей, Сэнди. Она знакомила нас, когда ты и твоя сестра приходили к нам в отдел пару месяцев назад.
– Да.
– Можно я куплю тебе содовой?
Джулия оглянулась вокруг, окружающие школьники уставились на нее и ее собеседника.
– Я жду сестру. Мне надо отвести ее домой.
– О'кей, тогда вот что. Почему бы нам не прогуляться вокруг квартала, а когда мы вернемся, она, наверное, уже будет здесь.
– Пожалуй, – неуверенно согласилась Джулия, желая только одного – уйти прочь от лестницы, от этих глаз.
Питер Горрик улыбнулся. Солнце светило ему прямо в темные очки в тонкой оправе, и он отвернул голову.
– Прекрасно. – Он пошел, надеясь, что Джулия последует за ним.
– Зачем вы хотели поговорить со мной? – спросила она.
Питер постарался говорить спокойно, непринужденно.
– Я подумал, при том, что тебе приходится переживать, тебе может, наверное, пригодиться приятель. Твои друзья тебя сильно донимают?
– Мне наплевать.
– Знаешь, Джулия, мне было столько же лет, сколько тебе, когда мои родители развелись.
– Ну и что?
– Бывает очень тяжело, вот и все.
– Вы жили здесь?
– Нет, я вырос в большом городе.
– Где?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108