Джулия не отвечала. Карразерс склонилась в ее сторону:
– Джулия?
– Он целился в нее из ружья.
Фиск продолжал, словно не слышал ее:
– Разве на самом деле ты не разозлилась на отца настолько, что бросилась на него и попала ему по правой руке, по той самой, в которой он держал ружье?
– Нет, нет. Он застрелил ее. Я бросилась к нему после. – Она подалась вперед, вцепившись в барьер. – После.
– Тебе не хочется признавать тот факт, что это была твоя вина, да, Джулия? Что, если бы ты не набросилась на отца, ошибочно предполагая, что как-то защищаешь маму, она бы и сейчас была жива? Разве не так, Джулия?
– Вы лжете, – произнесла она.
– У меня больше нет вопросов.
Судья Карразерс обратилась к Риэрдону:
– У вас имеются еще свидетели?
– Нет, ваша честь. Обвинение закончило представление доказательств.
Судья Карразерс стукнула молотком.
– Объявляется перерыв до утра понедельника.
Она быстро прошла через боковой выход в свой кабинет и, как только закрылась дверь, закурила «Кэмел».
Тед был не в состоянии пошевелиться; он мог лишь сидеть, тупо и неподвижно, глядя, как Джулия покидает свидетельское место и проходит мимо него, от него.
Наконец он встал и направился прочь из зала, мимо толпы и озабоченных репортеров во главе со все более напористым Питером Горриком, вечно забрасывавших его вопросами, на которые он не собирался отвечать, и по аккуратно расчищенному тротуару, вдоль которого высились кучи затвердевшего снега.
Он размышлял, помнит ли Джулия, как он учил ее делать снежных ангелов – плюхнуться выпрямленной спиной в сугроб, махнуть раскинутыми руками, чтобы обозначить крылья, раздвинуть ноги, чтобы сделать одеяние. Как он поднимал ее прямо и осторожно, чтобы не испортить ее творение, и они стояли вместе, гордо любуясь им. Сколько ей тогда было лет? Три года? Четыре? Конечно, все это потонуло в недолговечных воспоминаниях раннего детства. Как мог он винить ее за это?
Его нагнал Фиск.
– По-моему, кое-какие зацепки мы сделали, – сказал он, – но, если у вас припрятан какой-нибудь сюрприз, самое время его предъявить.
Тед кивнул.
…Девушка танцевала на самодельной сцене, полузакрыв глаза, томно поводя бедрами, поблескивала усеянная золотыми блестками ленточка трусиков-бикини. Ее обнаженные груди были маленькими, но округлыми, крепкими. Казалось, ей все смертельно надоело, или она была пьяна, или и то и другое сразу. Тед отвернулся, склонился над скотчем. Допив, он заказал еще один и встал, роясь в кармане джинсов в поисках двадцатипятицентовой монетки. Он пошел в глубь бара к телефону возле мужского туалета.
– Сэнди? Не вешай трубку.
Она расслышала шум в баре и швырнула трубку.
– Черт. – Он достал еще одну монету, снова набрал номер. – Не вешай трубку. Прежде чем ты доставишь себе это удовольствие, мы с тобой поговорим.
– Мне не о чем разговаривать с тобой. Ни сейчас, ни в будущем.
– Да ну, неужели?
– Что тебе нужно, Тед?
– Встретиться с тобой на Джасперз-филд.
– Спятил. Я не собираюсь встречаться с тобой где бы то ни было.
Он стиснул трубку.
– Если ты не приедешь туда через пятнадцать минут, следующие пятнадцать я потрачу на то, чтобы дозвониться до того паршивого репортеришки, как его там, Горрика. По зрелом размышлении, уложись-ка в десять минут.
На этот раз он бросил трубку первым. Вернулся к стойке, допил свою порцию, дал на чай бармену и вышел.
Сэнди опустила трубку. Она взглянула на Джона, листавшего в гостиной последний номер «Раннерз уорлд».
– Слушай, – спокойно проговорила она, вставая, – я, пожалуй, поеду проветрюсь. Голова просто разламывается. Мне нужно выйти, подышать. Присмотри за детьми, ладно?
– Ты не заболела?
– Конечно, нет. Все будет отлично. Мне просто нужно немного прокатиться. Разобраться во всем. День был тяжелый.
– Сопровождающий требуется?
– Нет, все нормально. Должен же кто-то оставаться здесь, с девочками. Я ненадолго.
Она поцеловала его в макушку и схватила свою куртку.
Стадион Джасперз-филд лежал под белым ковром в окружении пустующих трибун, призрачно темневших на фоне огромного безмолвного неба. Матово-зеленые буквы на зеленом табло, лампочки, выделявшие слова «хозяева» и «гости», тусклые и заброшенные, глубокие ходы, ведущие лишь в еще более густой мрак. Единственное освещение исходило от фар автомобиля Теда; он прислонился к машине, дожидаясь Сэнди. Она подъехала через минуту, остановилась в ярде от него и быстро выключила фары. Замерзшая земля похрустывала под ее ногами, когда она шла к нему.
– Я рад, что ты приехала, – сказал он.
– Оставь эти дерьмовые манеры. Я здесь только ради Джулии и Эйли. Так что тебе нужно?
– Ты должна заставить Джулию изменить показания.
– С чего это?
– Я мог бы сказать тебе, потому что она лжет, но на тебя бы это не подействовало. Поэтому позволь мне привести другую причину. Если ты не заставишь Джулию признать, что это был несчастный случай, я уж позабочусь, чтобы ты об этом пожалела. Может, я и не получу обратно моих девочек, но и ты тоже их не получишь.
– Ты мне угрожаешь?
– Это дерьмовое лицемерие прибереги для своего дружка. Нам-то с тобой лучше знать, а, Сэнди?
– Чего ты этим добьешься, Тед? Объясни мне, чего ты добьешься?
– Свободы прежде всего. Только заставь Джулию изменить показания.
– С чего ты взял, что мне бы это удалось, даже если бы я и захотела? Джулия меня не слушает.
– Ну ладно, тогда Эйли.
– Эйли?
– Она вышла из кухни, ты сумеешь заставить ее сказать это. Она вышла из кухни и видела, что это был несчастный случай. Слушай, мне плевать, как ты этого добьешься, сделай, и все.
Ветер сбивал сосульки с трибун на землю, они оба мерзли, озирая пустынный стадион.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108