"Не надо, Ронни, не делай, не делай этого", - но я оттолкнул ее и велел молчать. Мы были уже на полпути к Коста-Браво, когда легавые догнали нас!
Тюрьма в Монако, по словам Ронни, была похожа на сортир. Тюрьмы в Голландии тоже такие же.
- Они пытались направить меня на курс по устранению наркозависимости, но из этого ничего не вышло. Швейцарские тюрьмы были как дерьмовый "Хилтон", а испанские, немецкие и французские - такие же как английские.
Даже опытные Добсон и Крэг удивлялись его познаниям.
- Тогда в какой же стране самые лучшие тюрьмы? - спросил Добсон, который рассматривал заключение за рубежом равным оправданию. Ронни нахмурился, затем сказал:
- Но между ними нет разницы. Лучше всего попасть в тюрьму в Исландии. Мне там платили сто фунтов в неделю за уборку двора, но его не надо было чистить, если он был покрыт снегом, а там так круглый год. Я вышел из нее дьявольски богатым.
В один холодный день я быстро ходил по прогулочному двору, стараясь согреться на обжигающем ветру. Мокаленни разделся до пояса и энергично танцевал в центре, напевая молитву. Вдруг я почувствовал, как чья-то толстая лапа схватила меня сзади за плечо. Я обернулся, сбрасывая руку нападавшего в предчувствии беды. Но, увидев дружелюбное ухмыляющееся лицо пожилого зэка из отсека No 2, вздохнул с облегчением.
- Так это ты шпион? - спросил он. Прежде, чем я успел ответить, он назвал себя. - Я - Хендерсон, Пэт Хендереон, - усмехнулся он. - Я хотел бы поговорить с тобой, - продолжал он. - Знаешь ли ты человека по имени Джордж Блейк?
- Я слышал о нем, - ответил я, - если мы говорим об одном и том же Джордже Блейке.
Джордж Блейк, советский агент, был последним офицером МИ-6, отправленным в тюрьму за нарушение Закона об охране государственной тайны. После шести лет тюрьмы ему удалось бежать и скрыться в Москве.
- Да, именно он, - засмеялся Хендерсон. - Я сидел с ним в тюрьме в Вормвуд-Скрабс, несколько лет назад. Шутник. Однажды ночью он перелез через стену.
Я посмеялся над иронией судьбы, которая привела меня в тюрьму с тем, кто знал Блейка.
- Что с ним сейчас? - спросил Хендерсон.
- Я думаю, он живет в Москве, - ответил я.
- Ну, если вы с ним когда-нибудь встретитесь, не забудьте передать ему привет, - снова расплылся в улыбке Хендерсон.
Охранники снова препроводили меня в суд на Бау-стрит 17 ноября, в понедельник, на третье и последнее слушание вопроса о залоге. Они подвергли меня "стриптизу", но на этот раз не было полицейского сопровождения. Начальство, очевидно, поняло, что они имеют дело не с особо опасным преступником, несмотря на утверждение МИ-6. К тому времени мне уже стало безразлично, отпустят меня под залог или нет, так как мне предстояло провести в тюрьме еще много времени. Мой шанс на освобождение был призрачной возможностью, вряд ли генеральный прокурор Джон Моррис снимет свои обвинения. Нарушения OSA не преследуются автоматически. Генеральный прокурор должен издать особое распоряжение, известное как "фиат". Ясно, что это не его самостоятельное решение. На практике все решает разведка. Именно там, в разведке, первыми из государственных учреждений обнаруживают нарушения этого закона. Если они не считают нужным начать преследование, они молчат. Если они хотят начать преследование, как ясно из моего случая, то они нажимают на все педали в Уайтхолле, чтобы наказание было определено по высшей мере. МИ-6 будет очень сильно нажимать на Морриса. Он сразу не уступил, предположив, что у него могут быть, по крайней мере, некоторые сомнения. Как премьер-министр Тони Блэр и другие члены лейбористского кабинета, Моррис голосовал против этого закона в 1989 году, находясь в оппозиции. Возможно, что он найдет в себе силы остаться верным своим принципам.
Оуэн сообщил мне эту новость через дверную щель.
- Моррис только что дал факсом "фиат". Боюсь, что теперь ничего не выйдет.
Это был удар, хорошо еще, что я и не очень надеялся на освобождение под залог. Теперь уже почти не было смысла судиться о залоге. После того как только что было принято постановление перед заседанием суда, только самый храбрый судья отважился бы положительно решить мой вопрос. Тем не менее, содержание в тюрьме под следствием засчиталось бы мне в мой срок по приговору.
Три дня спустя в новостях по радио Би-би-си я услышал, как сообщали о политическом характере преследований по Закону об охране государственной тайны. Крис Паттен, бывший министр в правительстве консерваторов и крупный политик, потерял свой пост в результате всеобщих выборов, затем был назначен губернатором Гонконга, на этом посту он пробыл вплоть до 1999 года, до момента передачи Гонконга Китаю. Как губернатор, он подписывал Закон об охране государственной тайны и регулярно получал секретные донесения. Он поручил журналисту Джонатану Димблби написать его официальную биографию, восхваляя его губернаторство, и озаглавить ее "Последние дни". Чтобы подкрепить фактами некоторые моменты в книге и, без сомнения, поднять спрос на нее, он незаконно передал Димблби копии многих секретных донесений. Явное нарушение закона, которое подвергло опасности сотни агентов в Китае, и было намного серьезнее, чем передача законспирированного проспекта Мартин, тем злее, что он никогда не был опубликован. Полиция и органы разведки хотели начать преследование Паттена, но Моррис отказался выдать ордер на арест, аргументируя тем, что "это не принесет пользы".
Если за разглашение секретности не преследуются одинаково все нарушители независимо от их положения, то это политические преследования. Я обратился из тюрьмы к генеральному прокурору Моррису с просьбой разъяснить эту непоследовательность и спросил, какую "пользу" он видит в моем преследовании.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139