– И что же, позвольте поинтересоваться, вы уиидели примечательного? А что сделали, увидев?
– Что еще может сделать хорошо воспитанная женщина? Я накрыла вас одеялом, а спали вы беспробудным сном, надо заметить! – возмутилась Бронуин, неожиданно покраснев еще больше.
Она сердито натянула на себя одеяло и повернулась на бок. Однако не было никакой возможности не обращать внимания на настойчивые объятия и бороться с собственными желаниями, зажавшими ее в тисках страсти, которую, как ей совершенно напрасно казалось, удалось укротить. Но нет, на самом деле она только и ждала, когда же Ульрик улучит момент для слияния с ее истомленным телом.
Волна волнующих предчувствий поднялась, когда рубашка соскользнула с груди под натиском нежных пальцев. Бронуин позволила Ульрику увести себя в неведомые дали, где они снова и снова находили друг друга на вершинах любви. В конце концов, волны страсти вынесли Бронуин на безопасный берег в надежные объятия возлюбленного. Она мечтательно улыбнулась, когда он отвел ее волосы с лица.
– Я люблю тебя, прекрасная черная птица Карадока. Изо всех моих побед и завоеваний тобой я дорожу превыше всего.
Ульрик тихо запел приглушенным голосом, хрипловато и мелодично. Это была знакомая мелодия, от которой наворачиваются на глаза слезы у самого хладнокровного из людей, и тает сердце любой девушки. И Бронуин не осталась равнодушной, слушая песню возлюбленного, восхвалявшего ее нежность и красоту. Она услышала, что приносит он ей в дар и свое сердце, и душу.
Бронуин задумчиво поглаживала шрам на плече мужа, удивляясь ласковости закаленного в боях рыцаря и поражаясь невероятной милости судьбы, одарившей ее этим мужчиной. Нельзя было скрыть слез радости, бежавших по ее щекам и стекавших на грудь Ульрика, да и не было нужды скрывать правду: она навеки полюбила своего благословенного супруга.
Должно быть, Бронуин заснула, потому что, снова открыв глаза, увидела лучи солнца, пробивавшиеся сквозь ставни. Больше она не обнимала своего великолепного возлюбленного, теперь у нее под руками была подушка, что показалось ей далеко не столь притягательным. Окинув быстрым взглядом комнату, Бронуин убедилась, что Ульрик ушел, заботливо позволив ей спать, сколько вздумается. Он не разбудил ее для утренней службы в часовне. Она лениво потянулась, улыбаясь при воспоминании об упоительных, ощущениях раннего утра и с неудовольствием думая о необходимости покидать приятные воспоминания и уютную постель.
Однако долг призывал. Она жена лорда и должна позаботиться о гостях… по крайней мере, о леди Марии, с которой успела подружиться. Бронуин спустила ноги с кровати и поскорее соскочила на холодный пол, пока не появилось искушение передумать. Пробежав босыми ногами до теплого очага, она надела рубашку, найденную ею в изножии кровати, и подвязала ее в талии пояском.
Немного позже появилась Мириам со свежей водой для утреннего купания. Выплеснув из окна ту воду, в которой Бронуин мыла вечером мужа, служанка наполнила лохань водой с отваром из высушенных цветочных лепестков. То ли заботливое внимание Мириам, нашедшей время позаботиться, чтобы вода оказалась душистой, то ли прохлада комнаты сделали утреннее омовение особенно бодрящим, но Бронуин, стряхнув остатки сна, присоединилась к своему мужу и гостям за завтраком весьма всем довольной.
Ульрик замолчал на полуслове, когда его жена сошла по лестнице в зал, и поднялся ей навстречу. Он слышал, что от женщины, ожидающей ребенка, исходит сияние, но до сих пор считал это сентиментальной чепухой. Боже, если что-то с нею случится…
«Все словно сон и мечта», – сказал он себе, отодвигая кресло для супруги и садясь на свое место. Ульрик улыбнулся в ответ на улыбку Бронуин и шаловливо подмигнул, отчего ее щеки зарделись румянцем. Пленительно опустив черные ресницы, она обратилась к гостье, предоставив мужу продолжать беседу с лордом Жилем, но, вернувшись к разговору о порохе, привезенном английским лордом в Карадок, Ульрик поймал себя на том, что мысли непрестанно возвращаются к ужасному сну, от которого он проснулся весь в поту.
Он чувствовал себя беспомощным. Безликие люди в белых одеяниях и темных одеждах привязали Бронуин к столу, и в тот же миг, когда он, вознамерившись защищать свою жену до последней капли крови, вошел в освещенную факелами комнату с выпиравшими из потолка и пола кусками скал, кровь застыла у него в жилах при виде сверкнувшего в быстром взмахе кинжала, занесенного над бурно поднимавшейся и опускавшейся грудью обожаемой им женщины. Он бежал изо всех сил, но не смог добраться до нее, прежде чем… проснулся от собственного яростного крика и обнаружил жену рядом с собой в постели. Затем…
– Во имя Господа, приятель, ты оглох? Не вижу ничего смешного… у человека оторвало взрывом руки и ноги. То был ужасный случай.
Ульрик почувствовал, как несвойственное ему смущение краской заливает лицо.
– Примите мои извинения, милорд. Что-то нашло на пустоголового рыцаря. Я хотел бы взглянуть на эту смесь после трапезы, пока Бланкард будет заканчивать приготовления к поминальному отпевания усопших родителей моей жены.
Большая миска подслащенной медом горячей каши со свежими хлебцами помогла Ульрику выдержать напор ветра и холодного воздуха, когда после завтрака они с лордом Жилем спустились к самому подножию замка, где заботливо хранились запасы селитры, древесного угля и серы. Лорд Карадока с любопытством взирал, как осторожно его гость смешивает три составные части в соответствии с записями на пергаменте, данном ему его другом Бэконом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136