Очень уж он кричащий. Нет, не стану я тебе ничего рассказывать.
Но Нэнни тоже была с характером, и несправедливость всегда приводила ее в бурное негодование.
— Нет уж, Дови Джонсон, порядочные люди не нарушают уговор. Ты сказала: зонтик за секрет. Вот тебе зонтик, и изволь выполнить свое обещание!
— Ну, ладно, — нехотя согласилась Дови.
Все вдруг затихло. Перестал дуть ветер, вода не плескалась у свай пристани. По спине Нэнни пробежал холодок счастливого ожидания. Наконец-то она узнает секрет Дови!
— Ты знаешь Джимми Томаса, что живет на мысу? — спросила Дови. — Его еще кличут «Шестипалый Джимми Томас».
Нэнни кивнула. Конечно, она знала Томаса… Шестипалый Томас иногда наведывался в Инглсайд со своим фургоном, предлагая рыбу. Сьюзен говорила, что рыба у него бывает не такой уж свежей. Нэнни этот человек не нравился. У него была лысина с пушком кудрявых светлых волосков по краям и красный горбатый нос. Но при чем тут Томас?
— А Касси Томас ты знаешь? — продолжала Дови.
Нэнни видела Касси Томас один раз, когда та сидела в фургоне Шестипалого Джимми. Касси была примерно того же возраста, что и Нэнни. Копна рыжих волос и наглые зеленые глаза. Она тогда еще показала Нэнни язык.
— Ну, так вот, — Дови глубоко вздохнула, — слушай же: на самом деле ты Касси Томас, а она — Нэнни Блайт.
Нэнни непонимающе смотрела на Дови. В ее словах не было никакого смысла.
— Как… как это?
— Очень просто, — ответил Дови со снисходительной улыбкой. Раз уж Нэнни хочет узнать так называемый секрет, то надо ее как следует ошарашить. — Вы с Касси родились в одну ночь. Томасы тогда жили в Глене. Акушерка отнесла Касси в Инглсайд, а тебя — к Гомасам и положила им в колыбель. Она и Ди отнесла бы, но не посмела. Она ненавидела твою мать и решила таким образом расквитаться с ней. Так что на самом деле ты — Касси Томас, и тебе следовало бы жить там, на мысу, а бедной Касси полагалось бы жить в Инглсайде, а не получать колотушки от своей мачехи, Мне ее очень жаль.
И Нэнни поверила этой дурацкой выдумке — от первого до последнего слова. Ей никогда в жизни не лгали, и ей даже в голову не пришло усомниться в достоверности истории, рассказанной подругой. Девочка не могла себе представить, чтобы кто-нибудь, тем более ее обожаемая Дови, стал бы такое выдумывать. Нэнни глядела на Дови страдающим взглядом.
— А как… как про это узнала тетя Кейт? — пересохшими губами спросила она.
— Акушерка призналась ей перед смертью. Наверное, ее мучили угрызения совести. Тетя Кейт никому, кроме меня, про это не говорила. А когда я приехала в Глен и увидела Касси Томас… то есть Нэн Блайт… то убедилась, что все это правда: у нее такие же глаза, как у твоей матери, и такие же рыжие волосы. А у тебя темные глаза и волосы. Вот поэтому ты и не похожа на Ди, а близнецы всегда похожи. И у Касси такие же уши, как у твоего отца — плотно прижатые к голове. Не знаю только, что теперь можно сделать. Но мне всегда казалось, что это несправедливо: ты как сыр в масле катаешься, а бедная Касси… то есть Нэн… ходит в лохмотьях и часто ложится спать голодная. А Шестипалый Джимми бьет ее, когда приходит домой пьяный. Ну, чего ты на меня вытаращилась?
У Нэнни душа разрывалась от горя. Теперь все ясно. Их знакомые всегда удивлялись, почему они с Ди не похожи. Так вот почему!
— Зачем ты мне это рассказала, Дови Джонсон? Та пожала плечами:
— Я же не говорила, что тебе этот секрет должен понравиться. Ты сама ко мне пристала. Куда ты?
Белая как мел, Нэнни, шатаясь, встала на ноги.
— Домой. Пойду скажу маме, — со слезами в голосе прошептала она.
— Не смей! Ты обещала никому не рассказывать — забыла, что ли?
Нэнни смотрела на Дови. Верно, она обещала не проболтаться. И мама всегда говорит, что обещания надо выполнять.
— Я, пожалуй, тоже пойду, — сказала Дови, которой не понравилось выражение лица Нэн.
Она схватила зонтик и убежала, мелькая полными голыми икрами. А несчастная девочка, маленький мирок которой превратился в руины, осталась стоять на пристани. Но Дови на это было наплевать. Эта Нэнни верит каждому слову. Ее даже обманывать неинтересно. Конечно, она все расскажет матери и узнает, что Дови ее провела.
«Хорошо, что в воскресенье я уезжаю домой», — подумала Дови.
А Нэнни долго-долго сидела на пристани, раздавленная отчаянием, ослепшая от горя. Она не мамина дочка! Она дочка Шестипалого Джимми… Шестипалого Джимми, которого она всегда в глубине души побаивалась за то, что у него шесть пальцев. Ей не место в Инглсайде, ее не должны любить мама и папа. Девочка жалобно застонала. Если папа с мамой узнают об этом, они перестанут ее любить. Они полюбят Касси Томас.
Нэнни обхватила голову руками.
— Как все ужасно, — проговорила она.

Глава двадцать восьмая

— Что это ты ничего не ешь, детка? — спросила ее за ужином Сьюзен.
— Может быть, на солнце перегрелась? — забеспокоилась мама. — У тебя не болит голова?
— Д-да, — проговорила Нэнни. Но болела у нее не голова. Вот она и соврала маме. И сколько еще придется врать? Теперь, узнав жуткую правду, она никогда в жизни не сможет проглотить ни кусочка. И с мамой поделиться нельзя. Не столько из-за клятвы — Сьюзен как-то сказала, что дурное обещание лучше нарушить, чем выполнить, — а потому, что мама расстроится. Каким-то образом Нэнни знала, что мама очень расстроится. А маму нельзя расстраивать… И папу тоже.
Но как быть с Касси Томас? Нэнни ни за что не станет называть ее Нэн Блайт.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77