сказала Джейн Бэрр миссис Миллисон, не зная, что мисс Бейкер пересчитывает ложки. — Она уже никуда не может ходить сама, но любит, когда я ей рассказываю, что видела. Ей будет интересно узнать, как выглядел стол.
— Да, прямо как на картинке в журнале, — со вздохом согласилась миссис Миллисон. — Приготовить ужин я могу не хуже любого другого, но с таким вкусом сервировать стол не умею. А Уолтера я бы самого отшлепала по попке, чтобы в другой раз не подслушивал. Как он меня напугал!
— Ну как, черной краски на всех хватило? — тем временем спрашивал жену Джильберт.
— Я над одеялами не работала, так что сплетен не слышала, — ответила Энн.
— Вы никогда их и не услышите, милая, — заявила миссис Корнелия, которая задержалась, чтобы помочь Сьюзен свернуть и упаковать одеяла. — В вашем присутствии у них связаны языки. Они считают, что вы не любите пересудов.
— Ну, смотря про что, — сказала Энн.
— Вообще-то сегодня никто ничего особенно ужасного не сказал. Все больше говорили о тех, кто уже умер или должен был бы умереть, — миссис Корнелия улыбнулась, вспомнив историю о неудавшихся похоронах Абнера Кромвелла. — Только миссис Миллисон опять притянула за уши эту старую историю о том, как Мадж Кэрри убила своего мужа. Я прекрасно помню, как все было. Никаких доказательств вины Мадж не было и в помине… не считая того, что кошка, которая поела этого супа, издохла. Но кошка до того болела целую неделю. По-моему, Роджер Кэрри умер от аппендицита, хотя в то время никто не знал про аппендикс.
— Лучше бы и дальше про него не знать, — вздохнула Сьюзен. — Все ложки на месте, миссис доктор, голубушка, и скатерть тоже не испачкана.
— Ну, ладно, пора мне домой, — сказала миссис Корнелия. — На следующей неделе, когда Маршалл зарежет поросенка, я вам пришлю отбивных.
А Уолтер сидел на крыльце и глядел в темный сад, дав волю воображению. Опускались сумерки. Откуда они берутся? Может, какой-нибудь дух с крыльями, как у летучей мыши, поливает сумерками мир из большого кувшина чернил?
— Детка, — позвала сына Энн, выходя на крыльцо, — пора в дом. Уже холодно. Не забудь, что у тебя еще не совсем прошло горло.
— Мама, а ты мне расскажешь, что случилось на похоронах Питера Керка?
Энн подумала минуту, передернула плечами и ответила:
— Нет, милый, сейчас не расскажу. Может быть, как-нибудь в другой раз.

Глава тридцатая

Миссис Блайт была одна у себя в комнате. Джильберта опять вызвали к больному. Энн села у окна пообщаться несколько минут с теплой ночью, насладиться волшебным очарованием освещенной луной комнаты.
Она немного устала от хлопот, а сейчас наступила такая славная тишина… дети заснули, дом прибран. Из окна доносились ночные звуки, которые Энн так хорошо знала и любила. В гавани слышался тихий смех. В Глене кто-то пел, и мелодия была неуловимо знакома, как песня, услышанная много лет тому назад. На водной глади лежала серебряная лунная дорожка. Деревья вокруг Инглсайда таинственно перешептывались между собой. В Долине Радуги ухала сова.
«Какое это было счастливое лето», — думала Энн… и у нее вдруг кольнуло в сердце: она вспомнила слова, которые как-то произнесла тетя Китти из Верхнего Глена: «Лето прошло, и оно уже никогда не повторится».
Да, это лето уже никогда не повторится. Наступит другое, но ее дети станут немного взрослее… Рилла пойдет в школу… «и у меня больше не будет в доме малышки», — грустно подумала Энн. Джиму двенадцать лет, и уже идет разговор о «вступительных экзаменах». Давно ли он был младенцем в беленьком домике? Уолтер очень вырос; утром Нэн дразнила Ди по поводу какого-то «мальчика» в школе, а Ди покраснела и тряхнула головой. Что ж, такова жизнь. Радость и боль… надежда и страх… и беспрерывные перемены. Надо без сожаления расставаться со старым и с радостью принимать новое, научиться его любить, а потом расстаться и с ним. Как ни прекрасна весна, она должна уступить дорогу лету, а лето — осени. Рождения… свадьбы… смерти…
Энн вдруг вспомнила, как Уолтер попросил рассказать ему про то, что случилось на похоронах Питера Керка. Она не могла забыть это происшествие. Никто, кто был там, конечно, не забыл и никогда не забудет. И сейчас, сидя в сумерках у окна, Энн вспомнила те похороны.
Это было в ноябре — вскоре после того, как они переехали в Инглсайд… Всю неделю перед похоронами стояло чудное бабье лето. Керки жили в Моубрей Нерроуз, но ходили в церковь в Глене, и Джильберт был их доктором. Так что Блайтов пригласили на похороны.
День был теплый, тихий, перламутрово-серый. Природа надела коричнево-лиловые одежды ноября. Там, где солнце прорывалось сквозь облака, на холмах и на равнине пестрели пятна солнечного света. Дом Керков стоял близко от берега, и хотя его отгораживал от моря еловый лесок, сквозь него прорывался соленый морской ветер. Дом был большой, зажиточный, но Энн всегда казалось, что с торца он напоминал узкое, злобное лицо.
Энн остановилась поговорить со стоявшими в ожидании женщинами. Все они были трудяги, для которых похороны представляли собой немалое развлечение.
— Я забыла взять носовой платок, — сказала миссис Блейк. — Чем же я буду вытирать слезы?
— А с чего это тебе плакать? — спросила ее золовка Камилла Блейк. Она не любила женщин, готовых пустить слезу по любом поводу. — Питер Керк тебе не родственник, и ты никогда его не любила.
— Я считаю, что на похоронах полагается плакать, — сказала миссис Блейк.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77