Потом живые картины кончились, но на сцену сразу выскочил молодой человек с огромной хризантемой в петлице; он поднял вверх правую руку, чтобы восстановить тишину, и, когда стало более или менее тихо, прокричал:
— А сейчас мы попросим господина Магарафа сыграть нам что-нибудь.
Опять все захлопали, и Томазо увидел, как на сцену вышел человек, действительно чем-то напоминавший его, только более высокий, более узкий в плечах и, что греха таить, с более интеллигентным и тонким лицом. В руках у него была скрипка.
Молодой человек с хризантемой снова поднял вверх правую руку.
— Мадемуазель Хуанна Магараф очаровательно аккомпанирует своему брату. Мы вас очень просим, мадемуазель Хуанна! — и сам первый захлопал в ладоши.
На сцену послушно вышла черноволосая девушка лет двадцати четырех, села за рояль и взяла несколько аккордов. Стало тихо, и тот, кто выдавал себя за Томазо Магарафа, негромким голосом объявил:
— Канцонетта из скрипичного концерта Чайковского!
Мадемуазель Хуанна сыграла вступление, а он поднял смычок, прильнул к скрипке, закрыл глаза, и скрипка вдруг запела так нежно и так задумчиво, что Томазо замер от восторга: он сам играл на скрипке и даже считал себя до этого вечера приличным скрипачом.
Он слушал, весь подавшись вперед, восхищаясь и завидуя недостижимому для него мастерству, сразу забыв, что играет человек, укравший его имя.
А пока Томазо наслаждался концертом Чайковского, он упустил самое интересное: сидевший в первом ряду финансист из Города Больших Жаб, и до этого поклевывавший носом, вдруг уронил голову на грудь и тихо захрапел, презабавно выпятив свою нижнюю губу. Конечно, все были этим ужасно шокированы. Люди зашушукались, соседи стали покашливать над самым ухом заснувшего финансиста, чтобы он проснулся, но он, как назло, не просыпался, и тогда одна дама не выдержала и сказала своему кавалеру достаточно громко, чтобы все могли оценить глубину ее негодования:
— Такие люди должны спать с глушителем на носу!
«Глушитель на носу!» — право же, это было сказано очень остроумно, и все, кто услышал эту фразу, стали хихикать.
Томазо обернулся на этот шум и увидел, что все кругом смеются и никто уже не слушает скрипача.
А тот, покраснев, что-то шепнул аккомпаниаторше и сделал несколько заключительных аккордов так ловко, как будто на этом месте действительно заканчивалась канцонетта, хотя он не доиграл ее на добрую треть. Никто, кроме Томазо, даже не заметил этого, и все захлопали, чтобы подчеркнуть, что уж они-то настоящие ценители музыки. Тут проснулся и храпевший финансист, сладко зевнул и старательно захлопал.
Публика хором закричала:
— «Маленького Томми». Сыграйте нам «Маленького Томми», господин Магараф!
Скрипач, покраснев еще больше, взмахнул смычком и с каким-то остервенением заиграл разухабистый фокстрот «Ты такой большой, мой маленький Томми».
Наконец все устали от изящных искусств и вернулись к прохладительным напиткам и танцам. Скрипач со своей сестрой направился к себе в номер, и вот тут-то, на покрытой коврами просторной лестнице, Томазо Магараф впервые за весь вечер приблизился к человеку, выдававшему себя за него.
— Разрешите, сударь, — сказал он, — мне с вами нужно кое о чем потолковать…
— Прошу прощения, но у меня сейчас нет ни малейшего настроения толковать с кем бы то ни было, даже с президентом республики, — сердито ответил скрипач, — я хочу спать.
— И все же нам с вами обязательно нужно потолковать, и немедленно, — произнес Магараф с расстановкой. — Давайте лучше не терять времени на бесполезные препирательства.
— Ну, знаете ли, — возмутился тогда скрипач, — да кто вы такой, чтобы отдавать мне приказания?!
— Хорошо, — сказал Томазо, — я вам скажу, кто я такой, если вам так не терпится. — Он нагнулся к самому его уху и шепотом добавил: — С вашего позволения, я — Томазо Магараф.
Странное дело: ему не доставило ни малейшего удовольствия, когда скрипач изменился в лице и упавшим голосом произнес:
— Хорошо, пойдемте ко мне в номер. Хотя нет, лучше выйдемте на улицу, мне не хотелось бы прежде времени расстраивать мою… мою сестру.
— Ладно, — сказал Томазо, — пойдемте на улицу. Не будем расстраивать вашу сестру. — Он хотел говорить язвительным тоном, но у него это не очень получалось.
— Хуанна, — обратился скрипач к сестре, которую остановила, чтобы похвалить за «чудную-чудную игру на рояле», какая-то просвещенная дама, — Хуанна, отнеси, дружок, скрипку к нам в номер. Мне нужно пройтись по улице с этим господином. Я скоро вернусь.
— Что-то случилось? — всполошилась Хуанна, с тревогой вглядываясь в его побелевшее лицо. — Ради бога, скажи мне, что-нибудь с мальчиком?
— Ничего с мальчиком не случилось, родная. Просто мне нужно потолковать с этим господином. Возьми скрипку и иди в номер.
Скрипач даже попытался улыбнуться, но улыбка у него получилась такая растерянная и жалкая, что Хуанна еще больше перепугалась, схватила его за руку и умоляюще зашептала:
— Ради бога, ради всего святого, в чем дело? Ты должен немедленно сказать мне, в чем дело!
— Возьми скрипку и уходи. Я тебе потом… все потом расскажу… Возьми скрипку… Прошу тебя, возьми скрипку и иди в номер…
— Хорошо, — согласилась Хуанна, — я отнесу. Только я тебя одного не оставлю. Я тоже пойду с тобой. Ведь мне можно пойти с тобой, правда? Ну, скажи, что можно!
— Иди в номер и жди меня, — чуть не плача, повторил ей скрипач. — Я скоро вернусь, понятно?
И они вышли на улицу, два Магарафа.
Вот уж не думал Томазо, весь день предвкушая этот разговор, что получится такая неприятная история!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108