Может быть, он все же перестанет расти, и тогда все обойдется.
Но Магараф вытягивался все длиннее и длиннее, и однажды во время представления разыгрался скандал.
Когда Магараф, как всегда, лихо выехал на сцену верхом на мохнатом пони, рыжий чуть подвыпивший верзила в ярко-сиреневом костюме, сидевший в первом ряду, зевнул и громко, на весь зал, сообщил своему соседу:
— У меня на ранчо таких лилипутов тридцать восемь человек, только этот, пожалуй, немножко повыше.
Легкий смешок пробежал по рядам.
— Чудак, — ответил ему сосед, — разве у твоих молодцов такие писклявые голоса, как у этого Магарафа? У него голос как у птенчика. Он поет, как девочка.
Конферансье, конечно, сделал вид, будто он не слышал этого разговора. Он вышел на авансцену и торжественно произнес:
— Сейчас Томазо Магараф исполнит песенку «Мамми, я боюсь».
Это был коронный номер Магарафа. Если закрыть глаза, казалось, что поет трехлетний ребенок. Томазо откашлялся и с ужасом почувствовал, что запел неокрепшим, но уже достаточно густым баритоном:
Мамми, моя мамми,
Я твой милый бэби,
Где ж ты, моя мамми,
Плачу и пою;
Бедный Бобби болен,
Бедный Бобби склонен
Видеть в каждой даме мамочку свою.
Громкий хохот и свист покрыли последние слова куплета. Недоеденные апельсины и банановые корки полетели на сцену. Пришлось дать занавес. И тогда Томазо Магарафа вызвал к себе в кабинет сам господин Сууке.
Владелец «Золотого павлина» был в черном сюртуке. Его широкополая шляпа чернела на письменном столе, как небольшой могильный холм. Всем своим обличием господин Сууке смахивал больше на баптистского проповедника, нежели на хозяина увеселительного заведения. В этом не было ничего удивительного. До того, как заняться мюзик-холлом, господин Сууке лет двадцать торговал словом божьим в качестве проповедника. От своей прежней профессии он сохранил чувство несколько брезгливого презрения к греховным мюзик-холлным делам. А из всех греховных мюзик-холлных дел он больше всего не любил тех, которые приносили убытки.
— Вы, кажется, позволяете себе расти? — произнес господин Сууке тоном, которым обычно уличают в краже.
Что мог на это ответить Магараф? Магараф молчал, виновато потупив глаза.
— Вам, надеюсь, знаком этот документ? — предъявил ему тогда господин Сууке контракт, на котором стояла подпись Магарафа.
Магараф и на этот раз промолчал.
— Тут все очень ясно зафиксировано, — сварливо продолжал господин Сууке и прочитал с расстановкой: — «…и Томазо Магараф, артист, ростом в девяносто три сантиметра, с другой стороны…» Разрешите полюбопытствовать, какой у вас сейчас рост?
И так как Магараф снова ничего не ответил, то господин Сууке не поленился, достал из ящика письменного стола рулетку и собственноручно произвел обмер своего сотрудника.
— Сто двадцать один сантиметр! — воскликнул он голосом, полным благородного негодования. — Это неслыханно!
Но Магараф продолжал молчать.
— Вы уже, собственно говоря, не лилипут, — с горечью констатировал господин Сууке, — вы уже почти обыкновенный низкорослый человек. Вы должны немедленно перестать расти, пока еще не поздно.
— Я не могу перестать расти, — заговорил, наконец, Магараф, — это не в моей воле.
— Вы забываете о неустойке, — сказал господин Сууке. — У нас заключен с вами контракт на два сезона. Если вы растете, вы тем самым нарушаете контракт. Надеюсь, это вам понятно?
— Понятно, — согласился Магараф.
— Так перестаньте нарушать контракт.
— К сожалению, это не от меня зависит.
— Значит, суд?
— Как вам угодно, сударь…
И на другой же день господин Сууке передал в суд дело о нарушении универсальным артистом эстрады Томазо Магарафом условий контракта с мюзик-холлом «Золотой павлин».
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ, в которой описывается, как Томазо Магарафа судили за то, что он вырос
Денег на адвоката у Магарафа уже не оставалось. Их собрали между собой его коллеги по мюзик-холлу. Адвокат сразу понял, как выгоден для него этот процесс с точки зрения рекламы, и особенно не запрашивал. Поговорив с Магарафом «по душам», он узнал, что некий неизвестный доктор сделал Томазо Магарафу с его согласия прививку эликсира и после этой прививки лилипут стал расти.
— Ради бога! — испугался адвокат. — Вы никому не рассказывали про прививку?
— Мне доктор запретил болтать об этом до поры до времени, — сказал Магараф.
— Умница ваш доктор! — искренне восхитился адвокат. — Если кто-нибудь узнает про доктора и про этот эликсир, вам придется отвечать не просто за нарушение контракта, а за нарушение с заранее обдуманным намерением.
Эта беседа оказалась очень кстати, потому что судебный чиновник, который тоже собирался сделать карьеру на этом сенсационном процессе, расспрашивал Магарафа с необыкновенным тщанием. Глаза следователя при этом блестели таким возбужденным блеском, как будто ему самому до зарезу нужно было вырасти. Но вопрос обстоял значительно проще. Следователю было уже под пятьдесят, и он прекрасно понимал, что это, возможно, последний шанс в его жизни выдвинуться, не имея связей, в помощники прокурора, и он лез из кожи, чтобы доказать свои действительно незаурядные юридические способности. Но Магараф упорно стоял на своем.
Наше перо бессильно описать шумиху, поднявшуюся вокруг этого неслыханного процесса. Репортер бульварной газеты «Вечерний бум», случайно присутствовавший в «Золотом павлине» во время скандального провала Магарафа, разбогател в два дня. Он собирался написать небольшую заметку об инциденте с Магарафом, проскользнул за кулисы, чтобы разузнать кое-какие забавные детали про артиста-лилипута, и первый, таким образом, узнал, что дело передается в суд.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108