Особенно его огорчало поведение доктора Попфа. Попф злился, горячился, говорил резкости, пытался разъяснить ему — Дану Паппула! — несостоятельность обвинений, которая была ясна следователю не меньше, чем ему — подследственному. Попф, в обычных условиях не лишенный юмора, настолько потерял сейчас это полезнейшее чувство, что взывал к справедливости и здравому смыслу человека, который приехал в Бакбук с твердой решимостью не считаться ни с тем, ни с другим. Господин Паппула в ответ на все это только укоризненно покачивал головой и грустно улыбался, как бы опечаленный бессмысленным упорством доктора перед лицом бесспорных и сокрушительных улик.
Анейро вел себя на допросах выдержанней Попфа. Он уже имел порядочный опыт в таких делах. А главное, он все больше отдавал себе отчет, что исход следствия заранее предрешен и что, значит, надо готовиться к тому, чтобы дать бой уже на самом процессе. Он требовал вызова свидетелей, которые могли бы подтвердить его алиби, и добился того, чтобы их показания были приобщены к делу. Он настоял на вызове людей, которые могли подтвердить, что он во время стачки резко выступал против тех, кто, доведенный до отчаяния или подкупленный полицией, призывал к актам насилия над хозяевами, и добился того, что эти очень важные свидетельства были тоже приобщены к делу. Анейро не горячился, не взывал к чувствам этого учтиво улыбавшегося карьериста и изредка даже разрешал себе удовольствие позлить его.
Тут мы считаем уместным отдать должное аржантейским тюрьмам. Если бы не тяжелые металлические двери на фасаде, четырехэтажное здание бакбукской тюрьмы, окруженное садом, сквозь который виднелись большие окна с гардинами и драпировками и прехорошенькие подъездики, больше напоминало респектабельный пансион для благородных девиц.
Внутри день и ночь неправдоподобная чистота и идеальная тишина. Мягкие дорожки, заглушающие шаги, пробковые прослойки в стенах, разговор с тюремщиком вполголоса, молитва шепотом, задушевная беседа только с самим собой и только молча. В камерах стул, стол, звонок и библия в гигиеническом, моющемся переплете. Карцер обит отличными матрацами. На случай смертной казни — особая комната, просторная, светлая, чистая, устроенная так, чтобы со двора казнь могли наблюдать представители печати.
Одиночные камеры для здоровых заключенных, одиночные изоляторы в больнице, одиночные кабины в бане, одиночные крохотные дворики для прогулок. Даже церковь в бакбукской тюрьме построена в виде изящных одиночных ящиков с резиновыми матами для коленопреклонения. Эти ящики расположены в несколько ярусов. Из них можно видеть и слышать только священника и больше никого.
Комната свиданий производит самое успокаивающее впечатление. Тюремщик при свиданиях отсутствует. Это гуманно: зачем смущать заключенного и его посетителя? Тюремщик слышит их разговор и наблюдает за свиданием из соседней комнаты при помощи остроумной и очень простой комбинации телевизора и обычного телефона с усилителем. В случае необходимости тюремщик отдает свои приказания через радиорупор. Сквозь изящную решетку, разделяющую комнату свиданий на две части, пропущен электрический ток, недостаточно сильный, чтобы убить человека, но вполне достаточный, чтобы отбить у заключенного или его гостя охоту обменяться рукопожатием. Это тоже гуманно. За минуту до истечения срока свидания дается первый сигнал — негромкий мелодичный звонок, за полминуты — второй. Ровно через минуту после первого сигнала — тут действует часовой механизм — та часть пола, на которой стоит заключенный, медленно опускается на нижний этаж, как опускается в крематории гроб с телом усопшего.
Именно в этой комнате Береника увидела доктора Попфа на третий день его пребывания в тюрьме. Попф не знал, что она вернулась из Города Больших Жаб. Он думал, что его пришли навестить супруги Бамболи или вдова Гарго.
Бледная, дрожащая от волнения Береника увидела, как снизу, словно из преисподней, медленно поднялся вместе с полом обросший и осунувшийся человек, которого она так жестоко, бессмысленно и незаслуженно обидела. Она стояла неподвижно, не в силах произнести ни слова.
Наконец доктор Попф горько промолвил:
— А, это ты, Береника? Приехала навестить несчастненького?
— Стив! — крикнула Береника и бросилась к решетке, отделявшей ее от мужа. — Я очень виновата перед тобой, Стив, но я тебе все расскажу…
Бесстрастный голос из репродуктора остановил ее:
— Осторожно! Сквозь решетку пропущен ток!
Береника остановилась и тихо заплакала.
Доктор Попф смотрел на нее с равнодушием, которое ему очень трудно давалось.
— Я ни в чем не виноват, — размеренно проговорил он. — Это явное недоразумение, и меня скоро выпустят… Тебя это никак не должно беспокоить.
Голос из репродуктора предупредил:
— До конца свидания осталось восемь минут.
Береника сказала:
— Я поступила как глупая и себялюбивая девчонка. Мне очень, очень жаль…
— Ты можешь спокойно возвращаться в Город Больших Жаб, — перебил ее Попф. — Я не нуждаюсь в жалости.
— Я тебя не жалею, — сказала Береника. — Я тебя люблю, очень люблю, больше, чем когда бы то ни было. Я вернулась, не зная, что ты арестован.
Невидимый тюремщик напомнил:
— До конца свидания осталось пять минут.
Попф устало промолвил:
— Мне не нужна любовь из жалости или раскаяния. Иногда мне кажется, что мне вообще ничего не нужно.
— Я остановилась у Бамболи, — сказала Береника. — Они о тебе очень тепло говорят. Они не верят в твою виновность.
— Они славные люди. Передай им мой привет. И госпоже Гарго тоже.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108