— Какая сатанинская подлость! Как могут возникать такие мысли у людей, считающих себя интеллигентами и добрыми христианами! Выращивать людей-скороспелок, взрослых людей с разумом трехгодовалых ребят!»
Он вспоминал мотивировку, выдвинутую при этом Синдираком Цфардейа, и ему хотелось в бессильном бешенстве биться головой о стену…
«Аржантейские идеалы, — вспоминал он слова господина Цфардейа, — добрая старая Аржантейя, весь уклад нашей жизни страдают от того, что рабочие стали слишком много думать, что солдаты хотят знать, во имя чего они идут в бой. От этого все смуты, от этого забастовки, от этого коммунисты, от этого опасность революции, от этого лихорадка в деловой жизни и неуверенность каждого порядочного человека в завтрашнем дне… Ваше изобретение, доктор, призвано создать новую породу рабочих, новую породу солдат, не думающих, не лезущих в политику, всем довольных, всегда послушных. Это будет подлинным благодеянием и для них и для Аржантейи. Могущество нашей прекрасной родины возрастет во много раз, и не будет во всем мире страны, которая осмелилась бы ей в чем бы то ни было противоречить… Я имею честь предложить вам от лица акционерного общества „Тормоз“ и, надеюсь, от лица родины, стать акционером и научным руководителем новой компании — „Акционерного общества по производству и сбыту Попфовых людей“. Это название войдет в историю Аржантейи как одна из самых блестящих и значительных ее страниц!»
Уже светало, когда доктор Попф несколько пришел в себя. Он попытался спокойно взвесить создавшуюся обстановку и решил, что тысячу раз подумает, прежде нежели продаст свой эликсир какой бы то ни было фирме. Захотят дать ему необходимые средства, чтобы он сам занялся производством и распространением эликсира, — хорошо. Он согласен отдавать за это львиную долю прибыли. Ему самому не так уж много нужно. А если никто не захочет дать ему денег, что ж, он будет сам изготовлять и распространять эликсир так, как он это собирается проделать в Бакбуке.
Но не может быть, чтобы не нашлось честных дельцов, которые не захотели бы вложить свои средства в такое выгодное и благородное дело.
В нескольких десятках метров от доктора Попфа, в доме, где помещалась аптека, господин Морг Бамболи тоже долго ворочался в эту ночь на кровати и все старался представить себе, кто бы мог быть этот приезжий незнакомец, с которым беседовал доктор Попф. А вдруг он приехал, чтобы приобрести права на эликсир?! От одной этой мысли робкого аптекаря бросало в жар и холод. Он так и уснул, не подозревая, что никогда не был так близок к своей мечте, как в эти часы. Явись он утром к доктору со своими шестью с половиной тысячами кентавров и честным, простодушным лицом — и Попф согласился бы взять его к себе в пайщики, и перед ним открылась бы широкая дорога к богатству и славе. Но он боялся показаться слишком назойливым и решил лучше переждать денек-другой.
Что же касается господина Синдирака Цфардейа, то и он уснул в эту ночь значительно позже обыкновенного. Во-первых, потому, что долго не мог прийти в себя от негодования на доктора Попфа, которого господин Цфардейа сейчас презирал и ненавидел. Во-вторых, ему пришлось снова сходить на телефонную переговорную станцию, доложить о том, что переговоры ни к чему не привели и что, ко всему прочему, он избит и оскорблен доктором Попфом. Цфардейа просил, чтобы ему немедленно перевели телеграфом деньги, необходимые для дальнейших действий, и срочно выслали в Бакбук обещанного человека. В-третьих, ему нужно было занять номер в гостинице, а на это тоже требовалось время. А в-четвертых, уже лежа в постели, он обдумывал дальнейшие действия…
Он встал часов в девять, побрился, позавтракал, получил деньги, прибывшие в его адрес из Города Больших Жаб, и первым делом нанес визит отцу Франциску, настоятелю местного собора, духовному отцу католической паствы всего Бакбука — самого католического города католической Аржантейи.
Господин Синдирак Цфардейа отрекомендовался негоциантом, собиравшимся обосноваться в Бакбуке, и, заявив, что хотел бы начать свою жизнь в городе актом благотворительности, попросил разрешения вручить отцу Франциску некоторую, не очень большую, сумму с тем, чтобы тот распорядился ею по своему усмотрению. Ибо кто, как не настоятель собора, знает, кто из его паствы нуждается и достоин получить помощь от более зажиточного брата.
Так как отец настоятель не возражал против столь умилительного подвига милосердия, господин Цфардейа извлек из бумажника и выложил перед приятно взволнованным патером первый взнос, который мог считать «не очень большой суммой» только весьма зажиточный человек. Это преисполнило отца Франциска глубочайшим уважением к приезжему. Ему захотелось преподнести щедрому гостю в знак особого своего расположения несколько терниев из венца Иисуса Христа. Господин Цфардейа не мог себе позволить принять такую драгоценную реликвию, но чистосердечно заявил, что был бы весьма рад получить хотя бы во временное пользование книжечку рассказов духовно-нравственного содержания, потому что он в спешке забыл захватить с собой в дорогу свой любимый сборник. Отец Франциск с радостью исполнил его просьбу и пригласил его заодно принять участие в своей скромной утренней трапезе. Господин Цфардейа не отказался. Они провели за столом достаточно времени, чтобы успеть побеседовать обо всем, что могло интересовать приезжего человека. Узнав из уст отца Франциска об изобретении местного доктора Стифена Попфа, Цфардейа сначала был поражен, а потом впал во вполне понятное и похвальное сомнение, насколько такое изобретение содействует вящему прославлению божественного провидения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108