Дорфарианец расхохотался.
— Пятьдесят золотых анкаров за этот мех, купец, — торговец судорожно сглотнул. — Но ты все равно опоздал. Его купит мой хозяин. Он лучше, чем все, что ты мне показывал. Отойдем в сторонку, — он отвел Ральднора в полумрак, расползавшийся по углам лавки. Торговец, почему-то страшно перепуганный, не пошел за ними.
— Значит, охотник, ты умеешь убивать волков. А человека когда-нибудь убивать приходилось?
Ральднор уставился на него, потеряв дар речи.
— Ремесло солдата очень почетно. Твоя мать была заравийкой, верно? А отца знаешь?
— Ты оскорбляешь меня, — холодно произнес Ральднор, ощутив подкатившую к горлу едкую тошноту еще прежде, чем уловил ее причину.
— Я? Даже не думал. Бьюсь об заклад, твой отец был дорфарианцем, а это, парень, комплимент. Ну что, хочешь стать солдатом у одного исключительно щедрого лорда, который занимает высокое место в Корамвисе?
— А почему я должен этого хотеть?
— А почему бы и нет? Что, лучше всю жизнь сводить концы с концами в твоем Саре?
— Что это за лорд?
— Не так быстро. Возьми эти деньги, потрать их и подумай о том, что в Дорфаре ты сможешь тратить такие суммы куда чаще. И приходи сюда завтра в полдень — поговорим.
Ральднор взял тугой мешочек с деньгами, открыл его и увидел блеск золотых монет. Перед ним открылся еще один поворот его жизни.
— Ты очень уверен во мне, дорфарианец.
— Этим я зарабатываю на жизнь себе . Безошибочным чутьем на тех, кто может быть полезен.
Ральднор повернулся и двинулся меж грудами мехов, оставив волчью шкуру купившему ее незнакомцу. У самой двери его настигли слова дорфарианца:
— В полдень, охотник. Я буду ждать.
На улице все еще шел дождь, наполняя и без того уже вздувшиеся канавы, но темная тень перемен уже накрыла пейзаж. Ральднор принялся размышлять: «Я уже знаю, что вернусь. Но почему? Солдат их гнилой армии — я, самозванец, равнинное отребье. И Дорфар — зловонный склеп мертвых королей. Неужели мне найдется место среди драконов?»
8
Она въехала в Лин-Абиссу, столицу ее деда, на спине ржаво-красного чудовища.
Они с ним составляли отличную огненную пару в этот белый полдень, шествуя в процессии, которую замыкали ярко одетые акробаты, фантастические танцоры и немыслимые существа, одетые персонажами заравийских легенд. Нареченная Амрека под песни, рев труб и приветственные крики ехала по улицам, точно какая-то богиня из незапамятных времен.
Монстр, везший ее, был гигантским палюторвом из туманных болот Закориса. Она восседала в золотом приспособлении с крышей из перьев. На ней было отороченное каштановым мехом тускло-красное платье с глубоким вырезом, а в ложбинке меж грудей сиял оранжевый камень. С высокой прически, украшенной золотыми цветами, ниспадала дымка алой вуали. Ее волосы своим цветом в точности напоминали кровь.
Толпа переговаривалась и вытягивала шеи, чтобы получше разглядеть ее. Как всегда бывает со всеми безукоризненными явлениями, она казалась нереальной. Они инстинктивно искали в ней что-то человеческое, какой-нибудь крошечный изъян, но в ее красоте было что-то от саламандры — жгучее, мифическое, рвущее рамки любых канонов.
Она ехала, не глядя по сторонам. Она была точно изваяние самой себя.
Процессия остановилась у входа во дворец, и красное чудище согнуло передние ноги. Какой-то мужчина с низким поклоном подал руку Астарис, помогая ей спуститься по позолоченным ступенькам.
— Мадам, я приветствую вашу светлость при дворе Повелителя Гроз в Лин-Абиссе. Я советник лорда Амрека, Катаос. Считайте меня своим рабом, — в его голосе звучал легкий акцент, выдававший оммосца или закорианца, однако его плащ украшал треххвостый дракон Элисаара.
Она не ответила на его любезное приветствие, и, встретившись с ней глазами, он утонул в их затуманенной бездне.
Амрек уже ждал ее на ступенях дворца, чтобы собравшаяся у ворот толпа могла хоть краешком глаза увидеть их встречу. Катаос подвел ее к королю и отступил в сторону. Женщина очутилась лицом к лицу с человеком, которому с этого момента предстояло быть ее господином.
Его облик был мрачным и жестоким, как его эмблема и его репутация. Он склонился к ней и запечатлел на ее губах ритуальный приветственный поцелуй, означавший одобрение.
Ее губы были очень холодны, и похоже, что она не пользовалась духами, несмотря на всю пышность своего наряда, словно была просто куклой, позволившей нарядить себя. В ней было нечто, пробуждающее его гнев. Он часто был подвержен таким приступам гнева. Демонстративно не замечая советника, которого ненавидел в силу множества разнообразных причин, он грубо схватил ее за руку и потащил за собой во дворец. Она ничем не выказала, что ей больно или неприятно.
— Мадам, я не привык разгуливать под руку с женщинами. Думаю, что иду чересчур быстро для вас.
— Если вы так думаете, то вам стоило бы идти чуть помедленнее, — отозвалась она. Ее замечание было остроумным и дерзким, но почему-то произвело на него впечатление случайности. Она просто сказала первое, что пришло ей в голову.
— Значит, у вас все же есть язык. Я уже решил, что его отъела эта болотная тварь.
Они вступили в огромную комнату, оставив свиту за дверями, и он принялся показывать ей обстановку.
— Вы знаете, что случилось в этой комнате, Астарис эм Кармисс? Одна женщина умерла здесь от страха передо мной.
— Вас это огорчило?
— Огорчило? Нет, она была всего лишь шлюхой с Равнин. Никем. Не хотите узнать, почему она боялась меня? Вот из-за чего — из-за этой перчатки. Но вам, Астарис, не нужно ее бояться. Я ношу ее, чтобы скрыть шрам от ножа — он не слишком красив с виду.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130