Притягательная сила высшего сознания пронесла свое очарование через века, и кто бы это ни был — афиняне, с их элевсинскими мистериями, или Бальзак и Бодлер, курившие гашиш в клубе гашишистов, хиппи считали их всех своими предшественниками.
Но если у истории психоделиков может быть множество начал, все они потом неизбежно пересекаются в одной точке, описывая то, что произошло в швейцарском городке Базеле в понедельник, девятнадцатого апреля 1943 года, за несколько минут до пяти часов вечера.
Базель располагается по обоим берегам Рейна, неподалеку от места, где граничат Франция, Германия и Швейцария. Это город шпилей и мостов, банков и развитой индустрии. Расцвет его связан с тремя гигантскими химическими комбинатами, стоящими рядышком у реки: «ХоффманЛяРош», «ЦибаГайги» и «Сандоз». Наша история касается только последнего — «Сандоз Фармацевтикалс», а если еще конкретнее — то одного из ученых-химиков, работавших там, а именно доктора Альберта Хофманна.
Альберт Хофманн, в очках, с короткой стрижкой, в свои тридцать семь выглядел именно тем, кем он был: типичным представителем буржуазной интеллигенции. Он пришел работать в «Сандоз» в 1927 году, вскоре после окончания Цюрихского университета. Незадолго перед этим «Сандоз» начал выпускать кроме традиционных гербицидов, инсектицидов и красок еще и лекарственные препараты.
Старая лаборатория фирмы «Сандоз». Теперь этого здания уже нет
В конце двадцатых годов двадцатого века работа в фармацевтической промышленности была для молодого химика самым увлекательным местом для ученичества. Это было время, когда специалисты тщательно исследовали все химические свойства веществ, надеясь открыть лучшие антибиотики, более безопасное средство от головной боли, открыть еще один сульфамид (который, по общему мнению, был первым «чудо-лекарством»). «Сандоз» занимался, в частности, исследованиями Claviceps purpurea (более известного как спорынья) — грибка, паразитирующего на больных зернах ржи. Хотя в народной медицине она использовалась при родах (для ускорения родовых схваток) и абортах (по той же причине), спорынья больше известна как возбудитель болезни, возникшей вместе с развитием сельского хозяйства и получившей название «огонь святого Антония». Это был страшный бич рода человеческого. У человека, съевшего пораженную спорыньей рожь, начинали чернеть и отпадать пальцы ног и рук. Затем наступала ужасная смерть. Медики называли этот недуг «сухой гангреной».
Хофманн, поначалу занимавшийся исследованиями средиземноморского морского лука, через некоторое время тоже переключился на спорынью. В течение восьми лет он методично синтезировал одну молекулу производных эрготамина за другой, проверял их на животных и, получив неблагоприятные результаты, принимался за следующую. Теоретически он хотел открыть новый аналептик — лекарство от мигрени, но в апреле 1943 года, проверив больше дюжины вариантов, он так и не приблизился к успеху. «Необычным предчувствием» назовет позднее Хофманн охватившее его весной ощущение. Предчувствие. Интуиция. Что бы это ни было, но Хофманн почувствовал, что он что-то упустил в 1938-м, когда синтезировал двадцать пятое соединение лизергиновой кислоты, носившее лабораторное название ЛСД-25.
Повинуясь этому внутреннему предчувствию, Хофманн синтезировал новую порцию ЛСД-25 в пятницу, 16 апреля. В полдень ему удалось получить кристаллическое соединение, легко растворяющееся в воде. Однако вскоре он почувствовал легкое головокружение и, взяв на работе отгул на остаток дня, отправился домой. Как только он лег в постель, у него начались галлюцинации.
В отчете, представленном Артуру Штоллю, своему непосредственному начальнику, Хофманн описывал галлюцинации как «непрерывный поток фантастических картин, удивительных образов, калейдоскопическую игру света». Подозревая, что причиной этих фейерверков явился ЛСД-25, Хофманн решил это проверить. В следующий понедельник, девятнадцатого числа, в 16.20, он в присутствии ассистентов растворил в стакане воды и выпил, как он считал, безопасную дозу — 250 микрограммов наркотика.
В 16.50 он еще ничего не чувствовал. В 17.00 он ощутил растущее головокружение, некоторые нарушения зрения и желание смеяться. Вскоре ему стало тяжело описывать свое состояние в журнале и он, прервавшись, попросил одного из ассистентов проводить его домой и вызвать доктора. Затем сел на велосипед — в военное время в связи с нехваткой бензина пользоваться машиной было не с руки — и, крутя педали, поехал домой, ощущая, как мир вокруг начинает странно вибрировать и изменяться.
Знакомый бульвар по дороге к дому превратился для Хофманна в картину Сальвадора Дали. Ему казалось, что здания покрылись мелкой рябью. Но самым странным было ощущение, что, крутя педали, он словно бы не двигается с места.
Хофманн уже собирался было обсудить это с ассистентом (позднее тот сообщил, что они ехали довольно быстро), когда обнаружил, что голос ему не повинуется. В чем бы ни заключался механизм, с помощью которого мы облекаем мысли в слова, он больше не работал.
Когда доктор пришел к Хофманну, то обнаружил, что пациент абсолютно здоров физически, но психически… психически Хофманн висел под потолком и глядел вниз на то, что считал собственным мертвым телом. На этот раз, в отличие от прошлой пятницы, он не наблюдал никаких прекрасных фейерверков. Он чувствовал себя одержимым демонами. Когда его соседка зашла занести ему молоко (Хофманн надеялся, что оно, как универсальное противоядие, нейтрализует отраву), он увидел не миссис Р., а «злую, коварную ведьму» в «раскрашенной маске».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179