Еще в самом начале знакомства Альперт поразил Макклелланда «необычной чувствительностью к чужому мнению — как правило, он старался всем угодить и всех сделать счастливыми». Он был от природы заботливым человеком. Сам Альперт всегда относил это в заслугу своей матери-еврейке. Когда у Макклелланда родились близнецы, он попросил Альперта стать их крестным — роль, с которой тот превосходно справился: «Ему доставляло огромную радость возиться с малышней, открывать перед ними новый мир. Он увозил их к себе в поместье, и там они могли кататься по озеру на моторке, или до умопомрачения всю ночь напролет играть в машинки, или он брал их покататься на частном самолете и приземлялся с ними на своем собственном поле для гольфа».
Альперт поступил в Стенфорд, чтобы получить докторскую степень. Он проводил долгие часы в библиотеке, изучая труды Фрейда и работы в области мотивации человеческого поведения — это была одна из тем, по которым он специализировался. Он исследовал проблему волнения при сдаче экзаменов в высшие учебные заведения и разработал тесты, по которым можно было сразу определить, как поведет себя учащийся: будет ли с лету сдавать экзамены и зачеты, или каждый экзамен будет приводить его в дрожь, так что он, трясясь от страха, будет забывать собственное имя. Как вы можете догадаться, сам Альперт, безусловно, относился к последнему типу. Несмотря на блестящие успехи в учебе, он всегда трясся и боялся. Особенно, когда начал свою работу в стенфордском медицинском центре (где его самый первый пациент, некто Вик Лауэлл уговорил его попробовать марихуану). Тем не менее ему нравился имидж врача-психотерапевта, и он начал постепенно привыкать к стенфордскому обществу, посещая вечеринки, где он жался в уголке, слушая неизбежный джаз.
Еще когда Ричард учился в Стенфорде, Джордж Альперт стал президентом крупной железнодорожной компании. Когда у него начались финансовые затруднения, он обратился за помощью к младшему сыну. Ричард начал часто летать в Нью-Йорк, присутствуя там на заседаниях правления корпорации. Он впервые в жизни почувствовал вкус настоящей власти: «В Пало-Альто я бегал покупать кофе на завтрак студентам, в Нью-Йорке я был советником отца при заключении многомиллионных сделок». И конечно он испытывал большой соблазн бросить психологию и заняться бизнесом. Но он изменил свое намерение, когда Макклелланд пригласил его перейти на новое место работы — Дэвиду Макклелланду предлагали стать директором Гарвардского научно-исследовательского центра по психологии личности. Научно-исследовательский центр по психологии личности. Это было осуществление заветной мечты — по крайней мере, для его матери.
Гарвард, после тесных комнатушек Стенфорда, показался ему сущим раем. Альперт занял угловой кабинет с видом на Дивини-ти-авеню, к его услугам всегда были два секретаря. К своему собственному изумлению, он стал очень популярным лектором, и через весьма небольшое время студенты уже записывались в очередь, чтобы работать под его руководством, несмотря на занудно звучавшую тему его исследований Он прекрасно справлялся с обязанностями, у него были отличные отношения с коллегами, и в особенности с Макклелландом, и не прошло и трех лет, как он уже занимал официальные должности на четырех факультетах в Гарварде. К тому моменту он еще даже не достиг тридцатилетия.
Большинство коллег-преподавателей считали, что столь быстрый взлет по служебной лестнице объясняется не особыми дарованиями Альперта как ученого, а скорее, его невероятными способностями ловко обращаться с чиновниками от науки и играть в их игры; он представлял собой тип ученого-политика, такие типажи обычно достигают академических вершин и получают в конце должность завкафедрой, декана или даже ректора. И он сам тоже осознавал это. «Я не гениальный ученый, но я успешно преодолел все академические препоны, — писал он позже. — Я получил докторскую степень, писал книги. Добился спонсирования своих исследований… Я был тем самым образцом успешного профессора, каким его представляют в Америке». Он ездил в Кембридж на «мерседес-седане», или иногда, когда ему взбредало в голову, забирался в глушь на мотоцикле «Триумф», или летал вдоль восточного побережья на своей «Сессне». Квартиру его украшали антикварные вещицы, время от времени он устраивал там «премиленькие вечеринки».
Но под внешней стороной жизни скрывался внутренний надлом.
Рисунок из тибетской книги мертвых «Бардо Тодоль»
Каждый раз, когда он читал лекции, у него начиналась диарея. Он сильно пил, а его сексуальная жизнь, когда ему случалось заниматься сексом, вызывала у него чувство стыда. Редкие попытки завязать гетеросексуальные связи лишь подтверждали то, о чем шептались мальчики у него в классе, называя его странным: Альперт предпочитал мужчин. Хотя ему удавалось скрывать растущее отчаяние за внешней жизнерадостностью, однако жизнь для него была полна внутренней неудовлетворенности. Добиваясь признания и успеха, он чувствовал, как вместо радости его переполняет гнев. «Я вам нравлюсь, да, но то, что вам нравится — это не я», — вот какие примерно рассуждения скрывались за выплескивающимися наружу эмоциями. Ко всему прочему в нем росло все большее разочарование в предмете, которым он занимался. «Все, чему мы учим, — это маленькие кусочки знаний, но эти знания не складываются в итоге ни в какую мудрость. Я просто становлюсь… более знающим, и все. И я очень хорошо выгляжу, когда речь идет об этих знаниях. Я могу задать на защите докторской весьма хитроумные вопросы и казаться чудовищно умным, но все это — пустое».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179