Каждый вздох раздирал мне горло изнутри.
В конце концов, добравшись до ограды, я коснулся ее вытянутыми пальцами. Подполз поближе, дотянулся и перебросил через нее руку. Отдохнул, тяжело дыша. Расстояние сглаживало выкрики из дома, заглушая их жужжанием мошкары, шелестением листьев, пересмешниками и лаем собаки, раздававшимся через две улицы. Маленькая ограда оказалась непомерно высокой. Я выбрасывал руку на три метра, тонкую как карандашик, тянул ее все выше и выше, чтобы хоть как-то ухватиться за верхний край. Любая мысль о том, что мне удастся приподняться и перевалиться через нее была абсурдно-оптимистической. Из дома донесся финальный крик теннисистки, сверхзвуковой, разрывающий душу, словно вой подстреленного койота. У нее были темно-синие глаза и, когда солнечный зайчик касался загорелой руки, она закрывала их и вздрагивала при мысли об одном только прикосновении Уаксвелла. Ее крик придал мне энергию отчаяния, я подтягивался все выше и выше, зацепился подбородком за шершавое дерево ограды и сумел добиться от своей мертвой руки ровно такого послушания, какое было необходимо, чтобы, раскачав, перекинуть ее через край и зацепиться на согнутом локте. Я старался, отталкивался и корчился, край ограды шел поперек живота, дотянулся и, нащупав упругий выступ корня, дернулся, кувырнулся, перекатился на спину на небольшом склоне за оградой.
Так что умирай прямо здесь, Макги. Ты достаточно наколол этого ублюдка. Но, может, с фонарем он и найдет тебя. Примятая и вырванная трава. Влажный след оставленной за собой крови. Может, он также заметен, как блеск дорожки от улитки, проползшей по тротуару. И Бу будет действовать с тем же веселым и живым участием, убивая также интимно, как и насилуя. «А что это тут такое старина Бу обнаружил? Ой-ой-ой».
Я попробовал мертвую руку, и она неспешно поднялась, словно существовала отдельно от меня, как в игровых автоматах, где смотришь в окошечко и стараешься ухватить железной челюстью приз из ящика с конфетами. Она замерла, вытянутая к двоящимся в глазах звездам. Я поднял здоровую руку и взялся за больную. Никаких кожных ощущений, словно она уже не принадлежит мне. Но когда я прижал ее пальцами, то кость отозвалась болью, подтверждая свое реальное существование.
Так что я пополз дальше, на этот раз частично используя и почти несуществующую руку; рычаг локтя немного облегчал дело. Потом, во время следующей передышки, я услышал какую-то неловкую возню и шум. Кто-то двигался в мою сторону. Это скорее вызвало раздражение, чем тревогу. Что за дурацкий способ шляться и колобродить по ночам. Фигура приближалась и уже была готова пройти мимо, в трех метрах, но положение и форма раздвоенного силуэта показались мне знакомыми.
— Артур, — сказал я голосом, которого никогда прежде не слышал.
Это его остановило. Что-то странное, ослабляющее и мешающее говорить произошло с правой половиной рта. Огромными усилиями я напряг ее.
— Артур.
— Трев? — нервным шепотом спросил он. — Это ты?
Он наощупь добрался до меня.
— Я... я думал тебя убили.
— Ты... мог оказаться прав. Вытащи меня отсюда.
Он не мог нести меня. Это была не та местность, где можно было волочить людей по земле. Мне пришлось напрячь все силы, неловко перекинув мертвую руку ему через шею. Своей левой рукой он придерживал меня за талию, а мертвая нога болталась и стукалась между нами как мешок шпаклевки. Казалось, я забрался чертовски высоко. Словно стоял на краю крыши. Время от времени Артур едва не ронял меня, когда мы теряли равновесие. Он поддерживал и приподнимал меня, а я ухитрялся делать крохотные прыжки на здоровой ноге. Прошло, казалось, несколько недель, пока мы добрались до машины. На последних пятнадцати метрах я уже мог выбрасывать мертвую ногу вперед, почувствовав под ней твердую землю, сгибать колено и, приседая на нем, перемещаться вперед. Он втиснул меня на переднее пассажирское сидение. Я тяжело рухнул и положил голову на спинку. Артур обошел машину, открыл дверцу, стал усаживаться и замер. На меня упал слабый свет. Я повернул голову и взглянул на него. Двойное изображение слилось в одно, а затем снова разделилось. Что единый, что раздвоенный Артур выглядел жутко испуганным.
— Боже мой! — громко и тоненько произнес он.
— Закрой дверцу. Он попал мне в голову. — Мне приходилось говорить медленно, чтобы заставлять правую половину рта повиноваться. — Понимаю, все это не очень приятно.
Артур плюхнулся на сидение, тяжело дыша от страха за меня, и завозился с зажиганием, приговаривая:
— Я должен отвезти тебя к врачу... в больницу...
— Помолчи. Надо подумать.
— Но...
— Хватит! Сколько времени прошло?
— С тех пор, как ты... Сейчас пятнадцать минут второго.
— Долго же ты раздумывал.
— Трев, пожалуйста, попытайся понять меня. Я... я ушел за тобой давно, как только понял, что ты не вернешься. Прокрался туда, как ты велел. В боковой дворик и, спрятавшись за дерево, посмотрел на дом. Ничего не было слышно. Я не знал, что мне делать. И вдруг Бу появляется из-за дома, этакой упругой рысцой, сопя от тяжести и... и тащит на плече тебя. Он прошел там, где свет от окна падал. Твои руки и голова болтались и стукались, мертвые, безжизненные. И... он подбежал прямо к машине, остановился, присел, сбросил, и ты... падаешь туда, сзади. Он даже дверцу не открыл. Ты так... глухо стукнулся, как мертвый. Он постоял немного, и я слышал, как он напевает. Потом открыл багажник, достал одеяло или что-то в этом роде и нагнулся над машиной, видимо, накрывая тебя. А затем он вернулся в дом. Свет в окнах начал гаснуть. Я слышал, как женщина всхлипывала, словно у нее сердце разрывалось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83