Хотел пугануть тебя сегодня для бодрости.
- Спасибо.
- Вот бы обхохотались.
- Непременно.
- А ты хоть понял, почему Хвост дал деру? У меня сосулька была для утоления жажды, так я ей и ткнул в любопытный глаз!
- Он, бедняга, наверное, удивился незапланированной агрессивности покойника?
- Хороший урок нам, Остен-Бакен. Теперь будешь знать, как отваживать жиганов... Я тебе масочку соображу с рогами...
А на следущий день мы реализовали товар.
Покупатель заловил нас во время смены.
Происходило сие действо в укромном месте.
Не успел я протянуть натруженные ноги , как траурная интеллигентная особа проворковала:
- Продается?
- Мадам, я еще не встречал столь проницательных женщин, сказал Остап и галантно поцеловал тонкую лайковую перчатку. - Какой этаж?
- Четвертый.
- Человек-то скончался порядочный? - спросил я, потупив взор.
Она гордо вскинула седеющую голову.
- Мой отец - известный во многих цивилизованных странах композитор, виртуоз-пианист, профессор Московской консерватории, почетный член Британского королевского музыкального общества, лауреат многих премий, автор...
Но Остап не позволил клиентке обрушить на нас музыковедческую лекцию.
- Мадам, заверяю вас от имени подпольной фирмыизготовителя - мы удовлетворены, что скорбное изделие, увы, далекое от вдохновенных сфер, достанется светочу российской культуры... Пожалуйста, захватите наши санки, а то ненароком стибрят транспортное средство... Остен-Бакен, взяли!
На площадке второго этажа обессилевшая дама с грохотом уронила наш чугун.
Мы опустили гроб на ступени.
- Подкрепиться бы, хозяюшка, а то не донесем, - сказал Остап недрогнувшим голосом.
- Я поняла, поняла... Сейчас, подождите!
Она вяловато упорхнула наверх.
Бендер присел на санки:
- Клюнуло!
- Возьмем по совести. Мы же не жлобы какие, а? Милая, симпатичная, наивная.
- Не устраивай истерик. Сколько сама предложит по доброте душевной, на том и порешим.
Благодетельница вернулась довольно быстро и протянула мне и Остапу, виновато улыбаясь, по шоколадной конфете.
- Кушайте на здоровье... Берегла на крайний день... Мне папа...
- Да мы пошутили, - сказал Остап и взялся за гроб.
- Не пущу! - закричала она, отталкивая меня. - Не пущу!
- Успокойтесь ради Бога. Гроб от вас никуда не денется, Остап облизнулся. - Мы же не барышни - конфеты лопать... Нам бы закурить.
- Так что же вы мне сразу не сказали, господи?.. Папе запретили... У него в кабинете... Почти целая коробка сигар... Он все надеялся еще попробовать...
Оставшиеся пролеты лестницы гроб казался нам пушинкой, и мы были готовы расцеловать почившего в бозе за воздержание.
К солидным, душистым, с золотым ободком настоящим гаванским сигарам нам еще добавили огромный лавровый венок.
Но тут Остап вдруг воспылал горячим любопытством к холодному, индифферентному, безвременно ушедшему родителю из родителей, по деликатному выражению скорбящей дщери.
Меня, с драгоценной коробкой в руках и тяжелым жестким венком на шее, Бендер не церемонясь выставил на лестницу.
Я, в ожидании конца импровизированной гражданской панихиды (без проникновенной речи там явно не обошлось), долго пересчитывал стынущими подошвами проклятые ступени, злясь на сигары, тихо шуршащие в постепенно набирающей вес коробке, и ненавидя двухпудовый, шелестящий негнущимися листьями венок. Конечно, я бы мог положить его на санки или прислонить к стене, но мысль, что эту семейную реликвию, эту заслуженную регалию сопрет какой-нибудь зашедший культурно помочиться в подъезд бывший интеллигент, давила камнем. А отправиться в пенаты без Остапа я бы не рискнул даже под страхом смерти.
Наконец я отчетливо услышал звук открываемой двери и не очень отчетливо - прощальный поцелуй.
Когда бодрое высвистывание турецкого марша достигло места моего изнуряющего бдения, я ненавязчиво спросил:
- Мадмуазель тебе понравилась?
- Слишком тоща, не в моем вкусе.
- А чем вы там занимались?
- Запомни, Остен-Бакен, любопытство не порок, но большое свинство... Впрочем, ты имеешь право знать... Она вдохновенно зачитывала мне выдержки из восторженных отзывов современников, а я скрупулезно инвентаризировал единственное достойное внимания из блистательного наследия прошлого лавровые венки. Там еще семь штук различного калибра. И душа моя не успокоится, пока они все не побывают на твоей шее.
- Но зачем нам столько лавров?
- А еще кулинар-любитель! Посоветуйся на досуге со своей чрезмерно пухлой Молоховец о пользе лаврового листа. Самое изысканное кушанье, будь то тушеная крыса или суп из издохшей болонки, для людей, знававших метрдотелей и ананасы в шампанском, не имеет реальной прелести без двух-трех перебивающих даже самый отвратный аромат листиков. Сегодня же мы раздербаним венок на равные части, а завтра... Нет, чуть позднее... Завтра мы без излишней помпы хороним достойного лауреата, а потом...
Дальнейшее я до сих пор вспоминаю с резью в желудке.
Бендер в кратчайший срок превратил не заслуженные нами лавры в устойчиво бьющий продуктовый родник. Молоховец обрела второе дыхание, прочно открывшись на разделе "Кушанья для служителей". Но я теперь безоговорочно верил, что вот-вот потребуются и другие рецепты.
Умело чередуя апетитные подношения и энергичные утешения, Остап уже через неделю овладел вторым венком и нацелился на третий...
Но тут нас принудительно-добровольно мобилизовали в редеющие ряды истощенной неумеренными боями Красной Армии.
С одной стороны, мы нюхнули казармы и муштры, а с другой - неожиданно оказались в теплушке, мчащей нас от агонизирующей (и как только выкарабкалась коммунистическая гидра - на горе прогрессивному человечеству) столицы на хлебную самостийную Украину.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36