- Остен-Бакен, я ведь так и не удосужился овладеть этой игрой царей и богов.
- Научиться никогда не поздно, - сказал я, торопливо расставляя фигуры. - Запомни: главное в шахматах, как учит опыт Капабланки, Ласкера и доктора Григорьева, - это плодотворная дебютная идея! Вот в чем, например, сила простого, но эффективного хода: Е2-Е4?
- Только попрошу без матов, - сказал Остап, азартно потирая руки. - Которая здесь королева?
Я смущенно ткнул дрогнувшим пальцем в черного, на своей половине, ферзя...
Но недотянув до эндшпиля, Бендер начал откровенно зевать (рот-фигура, рот-фигура), да и мне после разлуки не терпелось залезть под стеганое пуховое одеяло и, прижавшись к горячему, мерно вздымающемуся боку, дремать рядом с умаявшейся за день супругой.
- Остен-Бакен, а дети-то у тебя наличествуют? - спросил вдруг Бендер и, поднявшись с кресла, продефилировал к дивану, над которым на узкой полке красовалась известная ему с младых ногтей семейная реликвия, дедушкина астролябия (пыль с нее я не доверял стирать никому - только сам, и исключительно бархоткой).
- Ты что, оглох? - Остап щелкнул крепким ногтем по градуированной шкале. - Дети наличествуют?
- С этим успеется... А может, разберем защиту Филидора?
- Я бы лучше сделал ход конем и завалился бы на боковую, вот на этом роскошном диване, под милой моему чувствительному сердцу астролябией.
- Сейчас постелю...
Глава 22
КОВАРСТВО И АСТРОЛЯБИЯ
"И враг бежит, бежит,
бежит!"
О.Б.
Через три дня, в злополучный понедельник, меня срочно вызвали в Старгород, на недельное совещание "по внедрению коммунистического зерна в природное лоно - источник будущего изобилия трудящихся и членов их семей".
Феоктистыч заложил транспортное средство, и мы, провожаемые взгрустнувшей моей супругой и, как всегда, неунывающим Бендером, отправились в совместную командировку - кучеру-лаборанту предстояло в кратчайшие сроки освоить революционный метод борьбы с хлебным жуком-кузькой, кулацким прихвостнем, наследием тяжелого прошлого.
В Старгороде я остановился, как обычно, в "Сорбонне", в пятирублевом номере.
Но тут к вечеру выяснилось, что совещание по "коммунистическому зерну" в срочном порядке перенесено на сентябрь, в связи с ожидаемым пуском трамвая.
Феоктистычу повезло больше - после десятиминутной лекции, из которой он понял только два слова: "пособник" и "вредитель", ему под расписку выдали диковинный прибор по ловле жуков-кузек. Более всего означенный прибор напоминал гильотину времен "Парижской коммуны". В прилагаемой инструкции, кою я проштудировал на десять рядов, очень просто и доходчиво объяснялась последовательность процесса изничтожения врага, по вине которого возник охвативший большую часть России голод, выгодный прежде всего недобитой "контре" и "чуждым" элементам. Процесс изничтожения рекомендовалась начать с организации общего собрания. И, взяв на вооружение цитаты марксизма-ленинизма и духовой оркестр, немедля приступать к коллективному вылову врага с помощью имеющихся подручных средств. Далее настойчиво (жирным курсивом) предлагалось здесь же, на поле, выбрав в ревтрибунал самых сознательных и добросовестных ловцов с наметанным на "кузьку" глазом, организовать показательную казнь с предварительным отрыванием усиков и шести членистых ног и разрубанием мерзкого жесткокрылого крестообразным инерционным лезвием на четыре равные части и рассеиванием их в назидание затаившимся невыявленным врагам на Север, Юг, Запад и Восток.
Вдохновленные на борьбу с "кузьками", мы тотчас же, несмотря на приближение ночи, отправились домой.
На обратном, героическом, раскисшем пути, длившемся до рассветного луча, мы в очередной луже потеряли диковинный прибор.
Три часа кряду Феоктистыч, проклиная "кузьку", его братьев, сестер, племянниц и племянников, дядьев и сватов, ГПУ и "пособников" с "вредителями", искал карающую гильотину.
Я помогал ему, поджигая пучки сена.
Как же он был счастлив, найдя наконец пропажу.
Исполнив на два сиплых голоса "Интернационал", не пропуская ни куплета, но изрядно фальшивя (кучер-лаборант безосновательно опасался моего доноса, я же считал, что маслом каши не испортишь), мы тронулись.
Я, бодро маршируя рядом с телегой под сверхубедительное феоктистычево мычание "Варшавянки", превкушал, как за утренним чаем, прежде чем отправиться почивать, поведаю изумленному Остапу о злоключениях кузькоозабоченного кучера-лаборанта...
Устряпанный грязью, с промоченными ногами, с нарождающимся насморком и кашлем, я едва добрался до крыльца.
Какая же ослепительная картина внезапного возвращения рисовалась моему воспаленному мозгу: поцелуи, объятия, раздевание, умывание, одевание, но увы - спальня оказалась пуста, с разобранной, но даже не примятой постелью.
Движимый хищным инстинктом собственника, проклиная себя за эгоизм и излишнюю доверчивость, я ринулся к библиотеке и, беспомощно вопя, застучал в запертые двери заскорузлыми от засохшей грязи кулаками.
Догадливый Феоктистыч принес тяжелый колун.
- Можа, хрената сгодиться?
- Какая еще хрената? - спросил я машинально, примеряя колун к двери.
- Да у мене... в схране... два ястчика сховано... про черный день.
- Тащи!
Конечно, я не собирался подымать шума на всю округу, но это был единственный способ избавиться от нежелательного свидетеля моего позора.
И колуном я сперва вдарил просто для убедительности, чтобы скорей открыли, для культурного, интеллигентного выяснения отношений.
Но мне же никто не ответил...
А тут еще сквозь треск и грохот я услышал беспомощный плач близкого, родного человека - и решительно высадил дверь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36