И все же существуют эмпирические данные, до сих пор не принятые во внимание: это литературные данные, которые позволяют установить для каждого произведения специфический набор ожиданий публики, предшествующий как психологической реакция, так и субъективному пониманию отдельного читателя. Литературный опыт (как и любой другой актуальный опыт) первого знакомства с неизвестным до сих пор произведением содержит некое "предзнание", которое является моментом самого опыта и на основании которого то новое, что мы здесь замечаем, вообще становится познаваемым а, значит, и как бы прочитываемым в определенном контексте опыта.
Литературное произведение, в том числе и новое, не появляется в информационном вакууме как абсолютное новшество, оно настраивает свою публику на вполне определенный способ рецепции при помощи сообщений, открытых или скрытых сигналов, знакомых признаков или имплицитных указаний. Оно пробуждает воспоминания об уже прочитанном, вызывает в читателе определенную эмоциональную установку и уже самим своим началом закладывает ожидания "середины и конца", которые могут либо сохраняться на протяжении чтения соответственно определенным правилам жанровой игры или разновидностям текста, либо изменяться, получать другие ориентиры, иронически опровергаться. Психический процесс в ходе восприятия текста предстает в первичном горизонте эстетического опыта не как произвольная последовательность только лишь субъективных впечатлении, а как реализация определенных указаний, направляющих восприятие. Этот процесс может быть описан через конституирующие его мотивации, побудительные сигналы, в том числе и в рамках лингвистики текста. Если, следуя В.-Д. Штемпелю, определить предшествующий горизонт (ожидания текста как парадигматическую изотопию, которая по мере накопления высказывания переходит в имманентный, синтагматический горизонт ожидания, тогда процесс рецепции может быть описан через расширение семиологической системы, которое осуществляется между ее разворачиванием и коррекцией. Процесс непрерывного полагания и соответствующей смены горизонта характеризует и отношение отдельного текста к ряду текстов, составляющих определенный жанр. Новый текст вызывает у читателя (слушателя) известный по прошлым текстам горизонт ожиданий и правил игры, которые могут затем варьироваться, корректироваться, сменяться или же только воспроизводиться. Вариация и коррекция определяют игровое пространство изменение или воспроизводство - границы жанровой структуры.
Интерпретирующая рецепция текста предполагает, что эстетическое восприятие всегда погружено в определенный контекст; постановка вопроса о субъективной интерпретации и вкусе у различных читателей и читательских слоев приобретает смысл только в том случае, если прояснено, каким транссубъективным горизонтом понимания обусловлено воздействие текста.
Идеальный случай возможной объективации такого рода литературно- исторических систем референции представляют собой такие произведения, которые совершенно намеренно вызывают у своих читателей традиционный в жанровом, стилистическом и формальном отношении горизонт ожидания, чтобы затем, шаг за шагом, его разрушить. Это может использоваться не только как средство, но и само по себе вызывать новое, собственно поэтическое воздействие. Так чтение "Дон Кихота" Сервантеса позволяет воскресить память о старых популярных рыцарских романах, которые затем столь глубокомысленно пародируются в приключениях последнего рыцаря. Так Дидро в начале "Жака-фаталиста" вызывает при помощи фиктивных вопросов читателя, обращенных к рассказчику, горизонт ожидания модной схемы романа-путешествия с его традициями романной фабулы в духе Аристотеля и идеей провидения, чтобы затем провокационным образом противопоставить обещанному любовно-авантюрному роману совершенно не романную "истину истории": причудливую действительность и моральную казуистику вставной новеллы, благодаря которым истина жизни постоянно опровергает обманчивость поэтического вымысла. Так Нерваль в "Химерах" цитирует, комбинирует и смешивает набор самых известных романтических и оккультных мотивов, выстраивает тем самым горизонт ожидания мифологического преображения мира, но только для того, чтобы тем самым обозначить свой уход от романтической поэзии: знакомые или опознаваемые для читателя отождествления и связи мифического состояния растворяются в неизвестном по мере того, как распадается искомый личный миф лирического "Я", нарушается закон достаточной I информации и сама темнота, ставшая выразительной, обретает поэтическую функцию.
Однако возможность объективации горизонта ожидания обнаруживается и для произведений, не обладающих такой исторической очерченностью. Специфический набор установок в отношении определенного произведения, который автор рассчитывает обнаружить у своей публики, может быть установлен и при отсутствии эксплицитных сигналов, на основе трех предполагаемых факторов: во-первых, из известных норм или имманентной поэтики жанра; во-вторых, из имплицитных отношений к известным произведениям литературно-исторического окружения; в-третьих, из противоположности вымысла и действительности, поэтической и практической функций языка, которая
всегда оставляет рефлексирующему читателю возможность сравнения. Третий фактор предполагает, что читатель способен воспринимать новое произведение в двойном ракурсе: в более узком горизонте своих литературных ожиданий и в широком горизонте своего жизненного опыта.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20