Суопис отпирает машину. Зажигание барахлит — каждый раз все труднее заводится.
— Зажигание барахлит, — говорит он, даже не глядя, кто подошел к машине и смотрит на него, потеющего за рулем. — Придется дать какому-нибудь шоферюге посмотреть.
— Я могу посмотреть.
Женский голос. Суопис с неприятным удивлением смотрит в спущенное боковое оконце на брюнетку с изогнутыми ресницами. Глаза у нее темно-карие, блестящие, как очищенный каштан, на губах спокойная дружеская улыбка.
— А вы-то разбираетесь?
— Может, и не разбираюсь, но поднимите капот. Суопис раздражен. Издевается она над ним, что
ли?
Сунула голову под капот, сопит там над чем-то, выставив округлые ягодицы, обтянутые клетчатыми брюками. Оливковые туфли на платформе, волосы подстрижены по новейшей моде («Модерн... Молодежь теперь от моды не отстает»).
— Когда зажигание не схватывает, надо сперва посмотреть, в порядке ли аккумулятор, — говорит она, медленно выпрямляясь и задевая локтем стоящего рядом Суописа. — Дистиллированная вода есть?
Не будет, видите ли, у Суописа воды! Аккуратный водитель возит с собой запасы, чтоб не пришлось в беде попрошайничать. В багажнике «Москвича» для таких запасов устроена коробка. Запасные свечи, изоляция, шурупы и множество других мелких быстро изнашивающихся деталей. Здесь же и бутылка дистиллированной воды.
Он хочет сам залить аккумулятор, но девушка говорит, что не стоит обоим пачкать руки. В коробке припасен и сосуд с водой для рук, и мыло с крохотным полотенцем. Но Суопис считает, что надо сперва убедиться, помогло ли это копанье в аккумуляторе, и только потом руки мыть.
— Мой отец — колхозный шофер, — объясняет студентка, когда двигатель начинает мерно жужжать, включившись почти сразу. — С детства любила смотреть, как он чинит грузовик, а потом и сама помогала.
«Инга... Инга Эренайте...» — вдруг вспоминает он ее фамилию, но думает: не ошибся ли? Инга или Ин-грида, не поймешь теперь эти со всего мира импортированные в Литву имена.
— Что ж, благодарю,—говорит он с вежливым
кивком и, конечно, улыбнувшись, потому что здесь не аудитория.—С меня причитается...
— Думаю, не так уж много...
И тут с его уст срываются слова, от которых он сам опешил:
— На обед, наверно, хватило бы.
— С вами — охотно.
Минутку сидит за рулем в полной растерянности. От ее слишком уж серьезного тона, от поспешно брошенного взгляда, в котором он успел уловить нечто такое, что заткнуло рот, открывшийся было для фразы: «Я очень спешу, уважаемая, в другой раз».
— Вы еще не обедали?
— Конечно! Но я пошутила, товарищ доцент, простите.
«Сейчас уйдет. Вот и хорошо. Пускай уходит».
— Пошутили? Но и я без обеда. Как видите, наши интересы совпадают. — Он открыл вторую дверцу у переднего сиденья, в мыслях кляня себя за эту затею, но все равно открывая ее. — Прошу вас, садитесь. Какой ресторан вам больше по душе?
Ей все равно — ресторан или столовая. Наконец, пообедать можно и в диетической.
«Разумеется, можно. Однако это женщина, хоть и студентка».
— Второразрядный ресторан, но кухня хорошая,— говорит он, когда они садятся за столик в самом углу.
— Часто здесь бываете?
— Не-ет, раза два в месяц, не больше. Приятели говорили. Значит, вы у отца научились ремонтировать машины? — Он сам не чувствует, как переходит на игривый тон.
— Мой отец — мастер золотые руки: и шофер, и комбайнер, и механик, а если надо — может и доярку заменить. Не помню ни разу, чтобы он сказал: не могу, не понимаю. Сызмальства мне казалось, что нет такой работы, которая была бы ему не по плечу.
— Вы любите своего отца...—говорит он, как бы спрашивая.
— Люблю? Я его обожаю!
Суопис, откровенно любуясь, смотрит, как бледные щеки Инги заливает румянец, а бархатные глаза блестят жарко и радостно, словно возвещая всему миру стародавнее открытие юного сердца: какое счастье любить!..
Он хочет, чтооы Инга повторила это слово, почти потерявшее за частым повторением смысл, но в ее устах прозвучавшее по-особенному, словно сотворенное заново.
— Уютный зал, — увы, меняет она разговор, украдкой обводя взглядом ресторан.
— Приятно...
— Что же?
— Что вам... здесь нравится.
— Да, я люблю тесные помещения. Мало стекла и шума. Большие окна заставляют меня мерзнуть; так, наверное, чувствует себя рыба в аквариуме.
Суопис отвечает не сразу. Неужели?.. Ну уж, этого не хватало, чтоб он стал стесняться! Преподаватель — студентка... Улыбается мясистыми губами. По своему адресу. Говорит первое, что приходит в голову:
— Если не ошибаюсь, вы из Жемайтии? Ваш выговор...
— Из-под Варняй. — Она произносит эти слова на жемайтийском диалекте и несколько мгновений смотрит на Суописа с теплой, дружеской улыбкой. — Когда-то был славный на всю Литву город, а сейчас это захудалое местечко. Прелестное, уютное, но только местечко.
— Не бывал. Жаль...
— Вам бы понравилось! Есть старый интересный костел, бывший монастырь... Люди рассказывают, что до войны был памятник первому трезвеннику Литвы, но в первый или второй год после войны один тогдашний деятель откромсал ему голову. Тогда меня еще на свете не было, и вся эта история кажется мне сказкой.
«А мне тогда шел десятый или одиннадцатый год...» — мелькнуло в голове у Суописа.
— Обязательно съезжу как-нибудь, уважаемая...
— ...Инга.
— ...уважаемая Инга...
— Стоит! Вы увидите поразительный пейзаж, который потрясает любого живописца. А что за озеро наш Лукстас! В летние каникулы я люблю путешествовать и все-таки две-три недели провожу в родных местах. Видела много живописных уголков, но далеко им до нашего Варняй.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145