— Значит, вы не можете уделить мне немного времени?
— К сожалению, друг мой. Письмо для меня сейчас важнее. Тем более, что у меня и так не меньше часа ушло на спор с женой, посылать его или нет.
Кохияма вопросительно взглянул на старика. — Я ей в шутку сказал: "Письмо я продезинфицирую, и, как бы сильны чумные бациллы ни были, до Америки они живыми не дойдут". Но жена у меня — человек старых взглядов, и, кроме того, она очень тревожится за сына. А вдруг, говорит, дойдут? Ты что, хочешь наслать чуму на Америку, которой мы должны быть так благодарны? Ведь тогда там все, говорит, перемрут!
— Но разве письмом можно занести чуму?
— Нет, конечно, — усмехнулся профессор. — На солнце чумная бацилла моментально погибает, а в сухом воздухе настолько слабеет, что перестает быть опасной. Все это верно, но в теперешнем положении я вынужден считаться даже с нелепыми страхами жены.
— Конечно, — согласился Кохияма. — Сейчас у нас у всех нервы не в порядке.
— Да-да, — закивал головой профессор. — Кстати, а какой у вас вопрос ко мне?
— Меня интересует проблема наследственности у микробов.
— Хм! Вас интересуют исследования покойного Убукаты? — Лицо старика приняло неприязненное выражение.
— В какой-то мере да, — ответил Кохияма. — Точнее, меня занимаег вопрос: существует ли связь между исследованием устойчивой кишечной Палочки и исследованием противолекарственной устойчивости чумных микробов.
— Что вы имеете в виду?
— Не передаегся ли свойство устойчивости кишечной палочки и чумному микробу?
— Кохияма-сан, я не занимался специально изучением наследственности у микробов и поэтому не могу точно ответить на ваш вопрос. Разумеется, я знаю больше вас и кое-что мог бы вам разъяснить, но на это потребовалось бы по меньшей мере два-три часа...
В общем, Нисидзака сказал то же самое, что и Тэрада, — обычный отвег ученых дилетантам.
— Я узнал, что устойчивые кишечные палочки передают это свое свойство дизентерийным бациллам, — сказал Кохияма.
— Хм! В самом деле? — торопливо проговорил профессор и испуганно повернулся в сторону гостиной, словно прислушиваясь к тому, что делаег жена.
— Кишечные палочки и дизентерийные бациллы живут в кишечнике, это общеизвестно. Но — возможно, вам это покажегся нелепостью — у меня невольно возникает мысль: не могут ли кишечные палочки передавать свое свойство противолекарственной устойчивости чумным бактериям?
— Вздор! — сердито произнес профессор. Вероятно, рассуждения Кохиямы были для него такой же чушью, как и опасения жены, что чума может вместе с авиаписьмом перелететь в Америку. Продолжать разговор не имело смысла. Старого профессора он явно раздражал.
— Давайте закончим нашу беседу! — проворчал он, Кохияма извинился, чго побеспокоил его, но старик продолжал сердито трясти седой головой.
Нисидзака как-то говорил, что однажды он стал жертвой какого-то подвоха, подстроенного ему ребятами из Всеянонского студенческого союза, и с тех пор был всегда настороже. Кохияма в свое время тоже принадлежал к этому союзу, может бьпъ, старик решил, чго ему опять пытаются устроить какую-то каверзу и поэтому так рассердился? Так или иначе, сейчас, ему ничего другого не оставалось, как откланяться.
К кому же теперь обратиться? К Тэраде. Больше не к кому. И Кохияма, вернувшись в кваргиру Убукаты, поднялся на вгорой этаж.
Он постучался в кабинет. Ответа не было. В комнате было тихо — ли звона пробирок, ни шелеста бумага.
Он постучал погромче, какое-то предчувствие подсказало ему, что с Тэрадой что-то случилось. Он уже собирался было нажагь на дверь плечом, как до него донесся чуть слышный голос:
— Кохияма-куи?
— Да, я. Что с нами?
— Сюда нельзя входить. Сейчас я открою, только вы сначала наденьте халат и маску.
Кохияма послушно надел висевший в коридоре халат и специальную маску, которую .постоянно носил при себе. У него вдруг появилась надежда: не раскроег ли сейчас перед ним Тэрада секреты Убукаты? Он дрожал от нетерпения.
Дверь открылась. Приглаживая пятерней взъерошенные полосы, Тэрада, шатаясь, вышел в коридор и прикрыл за собой дверь. Надежда Кохиямы оказалась напрасной.
Но предчувствия его не обманули, он был потрясен видом Тэрады. Еще два дня назад ему показалось, что Тзраду подтачиваег какой-то страшный недуг. Л сейчас от него осталась одна тень. Эго был не человек, а призрак — настолько он исхудал. Лицо пылало ярким, лихорадочным румянцем. Видно, у Тэрады был сильный жар.
— Что с вамп? Вы плохо себя чувствуете?
— Сидел на стуле и, кажется, зяадремал, — ответил ТэряДа.
— Надеюсь, чго это у вас не...
Кохияма имел в виду чуму, но не решился произнести это слово.
— Мне приснился дурной сон, — ответил Тэрада.
— Что же именно?
— Мне снилось, будго я снова нахожусь в 731-м отряде к Маньчжурии...
— А помните, вы утверждали, что рабогали там лишь но борьбе с эпидемией, но самого себя, видно, не обманешь, совесть все-таки мучает.
Тэрада вдруг пошатулся, и Кохияма быстро шагнул вперед, чтобы поддержать его.
— Не приближайтесь ко мне! — прохрипел Тэрада. Кохияма невольно отшатнулся.
— Вот так. На таком примерно расстоянии мы и в отряде всегда держались. А когда работали с бактериями, обязательно надевали резиновые перчатки...
- Каждый человек испытывает потребность в искреннем покаянии. Расскажите мне все, прошу вас!
— Я не кающийся трешник, а вы не исповедник. Тот, кто действительно должен был за все ответить и кого, наверное, действительно мучила совесть, тихо и мирно умер.
— Вы имеете в виду Убукату?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54